Осмелишься соблазнить? - Эбби Грин

Она не знала, сколько времени прошло, но ей показалось, что не больше наносекунды, когда она услышала, как открылась входная дверь. Услышала знакомые шаги.

О нет.

Она попыталась встать.

- Себастио…

Но он уже пересек комнату, подхватил ее на руки и понес к лифту. Все, что ей оставалось, - это изучать твердую линию его скул и думать про себя: «Он не в постели с другой женщиной… может быть, это хороший знак?»

Но потом ей пришла в голову другая мысль.

- Как ты оказался здесь? Я думала, ты в Париже…

- Я уже вернулся. - Вид у него был мрачный. - Изменение планов.

Он посадил ее в машину, которую Эдди раньше не видела, и сам сел за руль.

- А где Ник? - спросила Эдди.

- У него выходной, а вызывать такси - это долго.

Эдди не стала заострять внимание на том, что, вероятно, после аварии он впервые сел за руль.

- А как ты узнал?

- Мне позвонил Маттео. Я в это время поднимался на лифте, и машина, которая привезла меня сюда, уже уехала. - Он посмотрел на нее. - Ну как ты? Не лучше?

- Не знаю. Было немного крови и судороги, которые меня разбудили…

Лицо Себастио еще больше помрачнело. Должно быть, проклинает ее за свалившуюся на его голову ответственность, подумала Эдди.

В отделении скорой помощи ее тут же отвели в палату, осмотрели и задали кучу вопросов.

Эдди рассказала о своей болезни, которую перенесла четыре года назад, о лечении, которое получала, и дала телефон своего врача, зная, что им будет нужна вся ее история.

Потом у нее взяли анализы и задали еще несколько вопросов. Себастио все это время сидел в углу палаты, глядя на Эдди так, будто в любой момент она могла исчезнуть.

После обеда врач снова пришла в палату. Вид у нее был усталый, но довольный. Эдди задержала дыхание.

Женщина улыбнулась:

- То, что вы забеременели, это хорошая новость. Вам очень повезло… вы ведь знаете, что шансы у вас были практически равны нулю?

Эдди кивнула, не глядя на Себастио.

- Да, знаю.

- Это действительно чудо, но это говорит о том, что облучение, которому вы подверглись, не оказалось фатальным для ваших репродуктивных органов. Я уверена, что ничего страшного нет. Судороги и немного крови в первые месяцы довольно обычное явление. Но, учитывая ваш анамнез, мы все же задержим вас на несколько дней для наблюдения.

Эдди почувствовала облегчение.

- Спасибо вам.

Когда врач вышла из комнаты, Себастио подошел к ее кровати. Эдди заставила себя посмотреть на него.

- Эдди… я должен извиниться. Мне жаль, что я тебе не поверил. Я должен был настоять, чтобы ты проконсультировалась со специалистом, и тогда, возможно, ничего бы не случилось.

Он выглядел усталым, и ее сердце сжалось.

- Это никак не связано, верил ты мне или не верил. Все нормально. Тебе не за что себя винить.

Тот факт, что Себастио признал, что ребенок его, сейчас казался ей незначительным. Единственное, с чем она не могла бы справиться, - это с его жалостью.

Он хотел сказать что-то еще, но она его остановила.

- Не надо, Себастио… я не хочу ничего больше слушать. В твоей записке все было сказано. Остальное мы можем обсудить потом… когда меня выпишут. Но сейчас я не хочу тебя видеть.

- Эдди…

Она отвернулась и закрыла глаза.

- Я устала… Я не хочу ни о чем говорить. Пожалуйста, уйди…

Себастио вышел из палаты и остановился у окна в коридоре. Ее маленькая фигурка под одеялом казалась очень хрупкой. И в то же время он знал ее внутреннюю силу.

Он помнил, как она вошла в его студию в Ричмонде и сказала:

- Я хочу, чтобы ты занялся со мной любовью.

Помнил выражение решимости на ее лице. И то, как верно она смогла определить его глубоко запрятанный комплекс вины. Возможно, она знала его лучше, чем он сам.

А он все понял неправильно. Осознание этого пришло к нему вчера в Париже, во время его успешного функционирования в среде, которую ему так долго удавалось избегать, пока случившаяся трагедия и фамильное наследство не заставили его вновь вернуться в этот мир.

Он вдруг увидел себя в будущем, по-прежнему одинокого среди этих финансовых пираний и верного все тем же устоям. Его токсичному цинизму. Тот факт, что Эдди носит под сердцем его ребенка, наконец был усвоен, и неописуемое чувство радости забурлило в нем, разбив на части его защитный панцирь.

Он изменил свои планы и вернулся в Лондон, неожиданно охваченный страхом, что потом будет поздно. И когда он увидел Эдди, такую бледную и несчастную, то едва не потерял самообладание. Она была слишком похожа на другую женщину, которую он так и не смог спасти.

А теперь она не хотела его видеть…

Когда Эдди проснулась, в углу палаты сидел Маттео. В течение следующих дней он был ее постоянным компаньоном. Она спросила о Себастио, и Маттео сказал, что ему пришлось вернуться по делам в Аргентину.

Значит, его не было даже в стране. Эдди почувствовала разочарование, несмотря на все ее решительные слова оставить ее в покое.

Через неделю, когда ее выписали из больницы, Маттео отвез ее обратно в квартиру Себастио и взял ее под свою опеку. Ей не хотелось беспокоить родителей, которые только что вернулись из круиза… не после всего, через что им пришлось пройти. Она собиралась их навестить, когда у нее закончится первый триместр.

Себастио время от времени звонил, но все их разговоры были короткими и безличными. Он спрашивал, как она себя чувствует, и Эдди отвечала, что нормально. Он сказал, что пробудет в Аргентине еще около недели, а когда вернется, они поговорят.

Эдди эта перспектива и пугала, и радовала. И, чувствуя в себе эту раздвоенность, она старалась сделать все, чтобы снова взять под контроль свою жизнь.

Неделю спустя у магазина Маротта.

Она была одета примерно так же, как и тогда, когда он впервые ее увидел. Черные брюки, серый жилет, белая рубашка.

Себастио поклялся изжить весь монохром из ее гардероба, но сначала… Пожалуй, впервые в жизни он не мог просчитать ситуацию дальше одного хода, и это заставляло его нервничать.

А потом он увидел, как она вытащила откуда-то лестницу и… Смесь беспокойства и гнева заставила Себастио перебежать дорогу.

Эдди подняла руки, чтобы протянуть сквозь крючок леску для занавесок, однако крючок оказался вне пределов ее досягаемости. Она сдержала проклятие. Эмоции были здесь неуместны.