Француз - Юрий Костин

Его взгляд не остался без внимания Кена, который, перехватив его, тут же отвернулся.

Выслушав князя Волконского, посланного Кутузовым с донесением, император Александр впал в расстройство, которое даже и не пытался скрыть от присутствовавших в тот момент в Зимнем дворце.

— И без его советов могу я решать, как должно действовать в такой ситуации, — досадуя на фельдмаршала, царь мерил шагами необъятную залу. — Не положу сил и самой жизни, буду вести кампанию до того дня, когда ни одного вражеского солдата не останется в моем царстве! И если решу, погонит Кутузов француза до самой Ла-Рошели. Так и передайте ему, князь: пусть исполняет свой долг и мои приказы.

Царь вспомнил, как принимал в начале сентября полковника Мишо — посланника Кутузова, что привез подтверждение и объяснение причин оставления Москвы. Полковник, между прочим, сообщил, что в армии менее всего желают уступок Наполеону, переговоров или, не дай бог, мира. Расчувствовавшись, император бросил тому: «Если судьбой и Промыслом Божьим предначертано роду моему не царствовать более на Престоле, то, истощив все усилия, я отращу себе бороду и лучше соглашусь питаться хлебом в недрах Сибири, нежели подписать стыд Моего Отечества».

Да, в те дни он, даже не обращаясь за советами к своим генералам, действительно принял для себя решение не вступать с Наполеоном в переговоры. Но как было тогда непросто сохранять твердость, коль скоро супостат сидел в Кремле, а действия Кутузова были для Александра не до конца объяснимы! Теперь же он понимал, насколько точно угадал тогда настроения в войсках, да и во всем русском народе, готовом терпеть любые лишения и беды, лишь бы изгнать врага из пределов России.

Оставление Москвы внесло расстройство в умы и не добавило решимости, но царская воля передалась подданным и переломила ход кампании.

Пройдясь немного по зале, Александр вернулся к Волконскому несколько смягченным.

— Просто дайте ему понять, князь, что мне, как государю, более известно, нежели ему. Он дело свое военное исправно знает, а политическими вопросами пущай не утруждает себя. Да и гордиться ему пока нечем. Что намерен он делать, окопавшись в Тарутино?

— Государь, Тарутинский маневр Кутузова ваши генералы считают верным. Французская армия, уйдя из Москвы, безуспешно пытается вынудить нас дать еще одно генеральное сражение, но мы…

— Но мы, то есть я, — вновь раздраженно заметил Александр, — избегаем его. Выходит, что прячемся, боимся Наполеона?

— Если только Вы разрешите мне, Ваше Величество…

— Говорите смело. Я хочу, я требую, чтобы мои люди не скрывали от меня ничего.

— Большую битву мы можем на этот раз не выиграть. У мсье Бонапарта внушительный перевес в силе. Зато, расположившись под Тарутино, мы не даем его фуражирам добывать провиант, и он вынужден искать его там, где французская армия все успела опустошить. Французов беспокоят наши отряды, что действуют у них в тылу. Наконец, Ваше Величество, скоро наступят холода, а где неприятелю найти зимние квартиры, коль сильно пострадавшая от пожаров Москва оставлена? Бонапарту сейчас, как никогда, нужны большой бой или перемирие. Тарутинское сидение… волей Вашего Императорского Величества, возможно, являет собой начало конца русского похода Наполеона.

Император внимательно слушал Волконского. В зале было тихо, ни одного звука города не доносилось сюда. Было слышно только потрескивание дров в огромном камине.

— Есть еще политика, князь, — прошептал царь. — Поражение Наполеона — дело почти решенное. Но туманом покрыто, что пожнет его главный победитель и кто будет этим победителем. Для кого мы таскаем каштаны из огня? Не для Англии ли? Наполеон, поступивший подло, предавший нашу дружбу, все же ближе нам, чем Британская корона.

Волконский лишь склонил голову вроде бы в знак понимания, не смея поддержать, а тем более развить странные и непостижимые мысли самодержца.

«Наполеон ближе?» — вопрошал про себя Волконский. Князь был явно обескуражен, ибо преступления французов никак нельзя было увязать с возможностью даже думать о дружбе с Францией и ее коварным властителем.

— Как там вообще поживает Михаил Илларионович? — сменил тему отходчивый Александр.

— Старается не сильно мешать Вашим генералам, государь.

— Узнаю старика, — Александр рассмеялся. — Так посмотреть, не нужен армии подобный командир, а ведь добивается своего! Даже меня ухитряется не слушаться и делать по-своему. Князь, не кривитесь, так и есть, право… Говорят, будто его приказы по всей России выполняются исправней, чем распоряжения самого государя? Так ли это, не ведаю, но влияние у Кутузова давно уже превосходит и статус его, и звание, и даже послужной список.

— Государь! — воскликнул князь, прикладывая правую ладонь к груди. — Фельдмаршал Михаил Илларионович Кутузов нежно и по-отечески любит Ваше Величество, чему я недавно имел очередное подтверждение. А для России нет и не может быть никого дороже, чем любимый народом царь.

Талантливо раскрасив историю на ходу выдуманными трогательными деталями, Волконский рассказал императору о расчувствовавшемся Кутузове, готовом принять любое решение своего государя.

С улыбкой слушая князя, царь кивал, но затем прервал Волконского.

— Муж сей имеет государственное мышление. Ни полушки не украл в жизни своей, верою и правдой служил бабушке. Наполеону, корыстному, безжалостному тирану без рода и племени, противостоит не только наша славная династия, но и кристальной чистоты человек, дворянин по крови и духу.

Видя, что Александру его рассказ пришелся по душе, князь решил, что настал подходящий момент выполнить деликатную просьбу Михаила Илларионовича.

— Государь, — сказал он, — князь в действительности опасается, что поход русской армии через всю Европу и особливо оккупация Парижа могут пагубно повлиять на русское дворянство. Вольнодумные идеи, которые столь распространены в развращенном Париже, могут впоследствии проникнуть в Россию. Не слишком ли велика будет цена за блестящий триумф?

— Я верю в свой народ, — дрогнувшим голосом произнес император. — Матушка Русь, мои подданные все как один встали на защиту своей земли и нашего царствования. Разрушительные идеи «просветителей» привели Францию к диктатуре узурпатора. Революция чужда самой природе русского народа. А ведь Наполеон утверждает, что пришел к нам не как завоеватель, а как просветитель и спаситель дремучих варваров. Так отчего же не вынесли ему ключи от Москвы? Отчего Смоленск сражался подобно Козельску, много веков назад не покорившемуся Батыю? Нет, князь, тут не может быть никакого страха.

Волконский поклонился.

— У вас все для меня? — спросил царь.

— Так точно, Ваше Императорское Величество!

Царь кивнул князю и, чеканя шаг, пересек залу и скрылся за золочеными дверями.

Александр уже давно искал некий третий путь, кроме мира или же полного поражения Наполеона силами русского оружия. Его несколько удивлял тот факт, что французский император не пытается склонить его к личным переговорам, учитывая положение, в каком накануне зимы оказалась Le Grande Armee[28]. Ему докладывали, будто бы уже дюжина сумасшедших пыталась передать для него какие-то депеши, якобы написанные самим Наполеоном. Однако давно канули в лету времена, когда в мировой дипломатии случались интриги, достойные пера популярного романиста. В просвещенном веке послания передавались уполномоченными на то лицами, и они, все до одного, были должным образом запротоколированы и хорошо известны русскому царю.