Под знаменами демократии. Войны и конфликты на развалинах СССР - Евгений Норин

Между тем обстановка накалялась. В 1988 году начался массовый исход армян из Азербайджана, им навстречу двигался поток азербайджанцев из Армении. В самом Карабахе, как и во всей Армении, вопрос о статусе края стал вытеснять все остальные. В городах и селах Карабаха начались митинги, день ото дня все более массовые, стычки, все более кровавые и жестокие. Проводились стихийные депортации, причем, что характерно, — при полном благословении и даже иногда с подачи местных партийных органов. Например, изгнание армян из Шуши организовал местный райком партии. Разумеется, союзные органы власти полностью потеряли доверие и уважение в глазах людей. Вопрос состоял только в том, когда и при каких конкретно обстоятельствах события пойдут по наихудшему сценарию.

Переломным стал февраль 1988 года.

22 февраля в Агдаме, неподалеку от столицы Карабаха, города Степанакерта, прошел азербайджанский митинг против передачи края в состав Армении. Манифестация окончилась тем, что разгоряченная толпа двинулась в Карабах «наводить порядок». Возле небольшого армянского города Аскеран толпа столкнулась с армянами и местными милиционерами. Началась схватка стенка на стенку, причем погромщики стреляли из охотничьих ружей, но жители Аскерана тоже пришли не с пустыми руками. В результате погибли двое азербайджанцев. Это уже не назовешь обычной стычкой на почве бытовой ксенофобии. Но затем по телевидению выступил заместитель генерального прокурора СССР, который плеснул бензина в разгорающийся огонь: он дал понять, какой национальности погибшие.

Один из убитых был застрелен по ошибке самими азербайджанцами, но это уже никого не могло остановить. Призывы «отомстить» нашли полное понимание в сердцах. По Азербайджану прошла волна погромов. Первым — и самым страшным — стало избиение армян в городке Сумгаит.

Поначалу события развивались как обычный митинг. Секретарь горкома Муслим-заде даже попытался вразумить собравшихся. Однако ораторы накручивали толпу, призывая истреблять армян. Фюрерам толпы понадобилось лишь несколько часов, чтобы ситуация вышла из-под контроля.

Эпицентром погрома стал перекресток улиц Дружбы и Мира. Армянские квартиры, дома, учреждения, где работали армяне, — разорялось все. Погромщики быстро обзавелись арматурой, дубинами, топорами, бутылками с горючей смесью. С армянами расправлялись садистски, выволакивая из квартир, избивая и убивая. В толпу быстро затесались профессиональные уголовники: под прикрытием погрома банды организованно грабили жилища, вынося ценности — и опять-таки устраняя свидетелей. Женщин насиловали и таскали голыми по улицам. Трупы обливали бензином и сжигали. Впоследствии многие тела удавалось опознать только по обрывкам одежды и остаткам личных вещей. Причем согласно справке прокуратуры по следам душегубства.

Многие армяне спаслись только благодаря тому, что не все азербайджанцы лишились разума. Некоторых жителей спрятали соседи и друзья.

После того как стало ясно, что милиция в лучшем случае не справляется с угрозой, а в худшем — не хочет наводить порядок, в Сумгаит перебросили армейские части. Это были отряды морской пехоты с Каспийского моря и тульские десантники из 106-й дивизии ВДВ. Они остановили резню, но как минимум для 32 несчастных помощь пришла уже слишком поздно. Среди погибших была семья из пяти человек, вырезанная в полном составе…

Бойня в Сумгаите, страшная сама по себе, обернулась новыми катастрофическими последствиями. Советские органы власти пытались дозировать информацию о трагедии и не нагнетать страсти. Это желание, само по себе похвальное, привело к тому, что подобные усилия выглядели как попытка замолчать трагедию. Катастрофа в Сумгаите немедленно начала порождать теории заговора. Заболтать происходящее все равно не удалось, зато репутация государства лишний раз пострадала. Позднее глава правительства СССР Николай Рыжков сетовал: «Развал Союза исподволь начался тогда, когда Центр не захотел или все-таки не сумел услышать карабахский „звонок”».[48]

Погромы разрастались. Кровь и смерть армян Сумгаита отозвались гибелью дюжины азербайджанцев в деревне Вартан. Бегство из Армении и Азербайджана приняло уже повальный характер. Причем беженцы иной раз даже обменивались домами: армянин вселялся в дом азербайджанца, который в это время осваивал дом армянина, либо, что было гораздо чаще, армянин продавал свой дом азербайджанцу перед отъездом — и наоборот. Обмен населением шел в стремительном темпе. Население Армении на тот момент составляло 3,5 миллиона человек, Азербайджана — несколько более семи. В результате подобного обмена населением за все время конфликта в общей сложности свои дома покинули два миллиона беженцев и вынужденных переселенцев. Громадный масштаб.

Дошло до того, что в декабре 1988 года, когда землетрясение уничтожило Спитак, Горбачев приехал на место катастрофы… и услышал от оставшегося в живых населения больше всего вопросов о Карабахе. Генсек был готов к чему угодно, но не к такому повороту дел. Он дал волю эмоциям и произнес речь о «чернорубашечниках, авантюристах и демагогах». Участников комитета «Карабах» даже на некоторое время арестовали за разжигание розни, но, как легко можно догадаться, это никак не помогло решить проблему. Когда азербайджанцы прислали партию различных лекарств в район, уничтоженный стихией, армяне решили, что их хотят отравить.

Новый масштабный армянский погром произошел в Баку в январе 1990 года. Истребление велось организованно, дом за домом, с четким пониманием, куда следует идти и кого избивать и убивать. Вскоре стали истреблять и русских.

Москва отреагировала с задержкой, но на этот раз предельно жестко. Баку все же был столицей союзной республики, кроме того, в Кремле боялись захвата власти Народным фронтом Азербайджана. В город вошли войска под командованием Александра Лебедя. Верный своей силовой манере диалога, генерал действовал решительно и жестко. Баррикады сносились танками, по погромщикам без раздумий открывали огонь на поражение, сопротивление давили огнем.