Выбор королевского дознавателя - Ульяна Муратова

причины. Но чувства не поддаются разуму или логике, иногда они просто есть. В лучах золотого солнца мой гайрон казался особенно прекрасным. И я осознала, что влюбилась. По уши. По самую маковку.

«А чего сразу не в короля, а?» — саркастично спросил внутренний голос.

Я всё понимала: и разницу между нами в возрасте и опыте, и принципиальное отличие в нашем происхождении, и пропасть не столько даже в уровне достатка, а в тех вещах, которые укладываются и не укладываются у нас в головах. И это понимание причиняло боль. Но что я могла сделать? Хоть мясом наружу вывернись, мне не стать богатой аристократкой. Всё, что мне оставалось — просто любить его и быть рядом до тех пор, пока нужна.

Когда Аршес доплёл последний слой аркана и наложил его на тело, чары расползлись до размеров очерченного мелом круга и засветились по контуру.

Появление духа застало меня врасплох. В ушах немного зашумело, заныли виски, кольнуло в основании черепа.

— Дух Анастаса Соловова, отвечай: что ты можешь рассказать о своих ревизиях в приюте «Утешение»? — начал допрос Аршес.

— Четыре года там не был, — раздался пустой голос то ли в моей голове, то ли в комнате.

От этого потустороннего звучания стало не по себе. Волоски на руках и ногах поднялись дыбом.

— Директриса платила тебе, чтобы ты писал подложные отчёты?

— Да, чтобы писал отчёты и не посещал этот приют.

— А как же дети? Они содержались в ужасных условиях.

— Кого волнуют эти сироты? Никому до них дела нет. Почти два десятка пропало — никто даже не заметил.

От сухой безжизненности голоса всё внутри сжималось в испуганный комочек.

— Два десятка? Откуда тебе это известно?

— Обычно директриса платила за отчёт. Пятьсот доблонов. А потом я как-то наткнулся на документы о том, сколько детей туда направляли, и сверил с тем, сколько проживало по факту. Оказалось, что когда я посещал приют, детей там содержалось меньше, чем должно было.

— И что ты сделал?

— Написал ей, что могу помочь скрыть эти данные за определенное вознаграждение.

— Куда пропадали дети?

— Не знаю. Не спрашивал. Неинтересно. Знаю только, что она сначала удивилась, что я обнаружил несостыковку. Сказала, что у меня ничего нет, ведь в королевской канцелярии всё подчистили, а я лгу. Пришлось прислать ей копии министерских документов. После чего она заплатила мне две тысячи доблонов за их устранение из нашего архива.

— И ты действительно их уничтожил?

— Нет, конечно. Я же не дурак. Оставил у себя на всякий случай. Как гарантию её хорошего поведения.

— И сколько пропаж ты помог скрыть?

— Девятнадцать, — со стылым равнодушием отозвался дух.

— Ты знаешь имена?

— Да, все документы у меня в рабочем столе, под нижним выдвижным ящиком. Там тайник.

— И сколько директриса заплатила тебе в общей сложности?

— Около пяти тысяч доблонов.

— В других приютах были подобные ситуации?

— Насколько мне известно — нет.

— Сколько приютов ты курировал?

— Шесть.

— И больше нигде дети не пропадали?

— Насколько мне известно, нет.

— А чем этот приют отличается от других?

— Закрытостью, удалённостью, одарённостью детей, — бесстрастно перечислил голос, словно просто считал до трёх.

— Ты знаешь, где можно найти зайту Наррасти?

— Нет.

Ощущение присутствия духа ослабло, его голос стал тише.

— Что ты знаешь о ней?

— Ничего. Я устал. Я ухожу.

Мир внезапно вернулся к нормальности. Аршес вопросительно посмотрел на меня, а я выдала ему слабую улыбку. Почему-то захотелось пить.

— Составьте протокол и обыщите дом, — распорядился Аршес, и его подчинённые принялись за дело. — Сделайте опись всех материальных ценностей, я подам ходатайство о том, чтобы всё его имущество было продано с торгов, а деньги распределены между пострадавшими от его действий девочками. Ви, пойдём, заберём список. Я хочу, чтобы ты посмотрела на имена в нём.

Кабинет чиновника находился в соседней комнате. Аршес ловко вытащил ящик из стола, вскрыл магическую защиту тайника и достал из него документы.

Зайтан Соловов был аккуратен в делах. В списке стояли имена всех знакомых мне девочек, которых «переводили» из приюта. Среди последних я увидела и Мирмину, и Хильду и несколько других.

— А что если директриса их продавала в семьи? — с надеждой спросила я. — Мы исходим из самых плохих вариантов, но что если она их просто пристраивала за деньги к бездетным родителям?

— Пять тысяч доблонов — это чуть больше двухсот пятидесяти доблонов на ребёнка, просто чтобы скрыть сам факт их пропажи. Не вяжется. Зачем такие сложности, если усыновить сироту можно и официально, гораздо проще и в разы дешевле? Кроме того, ладно малыши, но те, что постарше? Их редко берут из приютов, а если и берут, то чаще в качестве бесплатных работников и бесправной прислуги. С этим борются, конечно, но я по службе не раз сталкивался с подобным. Скорее всего, Наррасти продавала девочек с другой целью. Но я не могу понять, с какой? В качестве постельных игрушек? Слишком рисково, они же магессы, проще брать неодарённых, проблем меньше. А никакие другие варианты в голову пока не приходят.

— Трисы в списке нет.

— Может, не успели внести…

— Какие-то ещё документы могут быть нам полезны?

Аршес просматривал листы и свитки один за другим.

— Нет, но я сдам их в архив гражданского министерства и попрошу выяснить, почему Анастас Соловов их прятал. Пойдём, я хотел ещё кое-что проверить. Нас уже ждут в городской больнице, я хочу выявить некоторые закономерности твоего дара.

Посещать городскую больницу мне хотелось чуть меньше, чем нисколько. Но я послушно последовала за гайроном на выход из негостеприимного дома.

— Мы обедать будем? — спросила я на случай, если он забыл об этом важном деле.

А ещё жажда стала почти немилосердной.

— Да, точно! Обед… как ты смотришь на то, чтобы заглянуть в ресторан с медитарской кухней?

— С восторгом и предвкушением, — честно откликнулась я. — А что там подают?

— Открытые пироги с сыром, албондираки, это как тефтели, только лучше. А ещё пауэллу, это ройс с морепродуктами. И тксулетаки, это такие рыбные котлеты…

— Звучит просто чудесно.

До ресторана мы дошли быстро, потому что Аршес не умел ходить медленно, а я стремилась к вожделенной еде. И пить хотела.

— Так, Ви, давай заранее обговорим, что кости обгладывать не нужно, глаза из рыбы не выедать, посуду не облизывать. Всё поняла? — спросил Аршес, остановившись у нарядной вывески.

«Конечно, ты же не хочешь опозориться в свой единственный в жизни поход в настоящий ресторан», — сказал внутренний голос.

— Да! — с готовностью подтвердила я, переминаясь с ноги на ногу.

Запахи из