Нора Вебстер - Колм Тойбин

Маргарет работала в совете графства и зарабатывала больше Джима, а нуждалась даже в меньшем. Оплачивать обучение Айны и снабжать Фиону и мальчиков деньгами на карманные расходы ей нравилось — так она участвовала в их жизни и определяла виды на будущее. Нора слушала, как Фиона расписывает дяде и тете лондонские достопримечательности, ее веселило, что дочь ни словом не обмолвилась о субботних ярмарках и магазинах дешевой одежды. Фиона побывала на шекспировской постановке, по ходу которой актеры сидели в зрительном зале и вскакивали в самые неожиданные моменты.

— Откуда т-ты знаешь, что это актеры? — спросил Донал.

— Как раз собиралась спросить о том же, — поддакнула Маргарет.

— Они были в костюмах и знали роли, — ответила Фиона. — Но когда они поднимались, все потрясенно смотрели на них.

— Что ж, надеюсь, это не войдет в моду, — сказала Маргарет. — Иначе и не поймешь, где находишься. Рядом может сидеть “Бык” Маккейб[24].

— Нет, это совсем новый спектакль и идет только в Лондоне, — сказала Фиона.

Потом обсудили дополнительные уроки латыни для Айны, и Маргарет настаивала, чтобы та брала побольше уроков на Рождество и Пасху, чтобы уж наверняка сдать экзамен. Затем переключились на фотоаппараты: где Доналу лучше всего покупать и обрабатывать пленку.

— Можешь составить конкуренцию Пэт Крейн и Шону Карти, которые снимают церковные таинства, конфирмации, — предложил Джим. — Дай в “Эхо” рекламу, объяви цену вдвое ниже.

— Или снимай в цвете, — предложила Фиона.

— Я н-не люблю цвет, — угрюмо буркнул Донал.

— Он любит только черно-белые фото, — сказала Маргарет.

Никто не спросил у Норы про Гибни, даже вскользь не помянул ее работу. Правда, и о работе Джима и Маргарет никто не вспомнил. Все разговоры вертелись вокруг четверых детей, их будущего. Дядя с тетей ловили каждое их слово, обдумывали, комментировали. Конор пожаловался, что у него плохая теннисная ракетка, у товарища лучше, и к его сетованиям отнеслись серьезно и с сочувствием. Поговорили, не опасно ли Фионе с подругами ездить в Дублин автостопом, а после — о ценах на железнодорожные билеты выходного дня и стоимости поездки в автобусе.

К концу вечера Норе казалось, что она узнала о своих детях больше, чем за несколько месяцев. Джим и Маргарет постарались, чтобы не повисала гнетущая тишина, и все разговоры текли естественно, касаясь детей поочередно. Но о том, что Донал и Конор оставались дома одни, когда Нора бывала на службе, а они не ходили в теннисный клуб, речи не заводили, как и о мисс Кавана, которая обращалась с ней презрительно, как с самыми ничтожными конторскими работницами. Вечер получился обыкновенный, впервые за долгое время, и Нора, засыпая, была благодарна за это, почти.

* * *

В понедельник Элизабет была чрезвычайно занята — игнорировала звонки Роджера, одновременно с острейшим нетерпением их ожидая. Она дважды или трижды поговорила с Рэем, а положив трубку, принималась обсуждать с Норой шансы на то, что кто-нибудь скажет о Рэе Роджеру или она повстречает Рэя на танцах у регбистов или в гольф-клубе, когда с нею будет опять-таки Роджер.

— Дело в том, что мне оба нравятся. Роджер такой обязательный, и он член всех клубов на свете, и очень вежливый. Но без Рэя я там со скуки помру. Не знаю, в состоянии ли вы представить вечер в обществе Уильяма-старика, Уильяма-малыша и Томаса, когда они вырабатывают бизнес-стратегию. Они гундосят даже за едой. Неудивительно, что мама не выходит из дома, ей стыдно, что ее жизнь — такая тоска. О чем эти трое говорят — не поймешь, но планов у них полно. Часами болтают, и пишут цифры, и составляют списки. Можно подумать, государством руководят.

Любовная жизнь Элизабет становилась все сложнее и насыщеннее, девушка все дольше висела на телефоне, обсуждая с подружками тайный смысл тех или иных событий. Вскоре стопка счетов, за которые она отвечала, обратилась в гору. Однажды в пятницу утром Нора застала ее за новым занятием: Элизабет рассовывала по конвертам счета, которые не занесла в гроссбух. Хотя Элизабет не подчинялась мисс Кавана и не работала на нее непосредственно, бухгалтерская книга со списком высланных счетов должна была еженедельно ложиться на стол последней для скрупулезной проверки. Несмотря на постоянные телефонные разговоры, Элизабет обычно не совершала ошибок. Тем не менее вопросы к ней возникали часто, а поскольку мисс Кавана запретили обращаться к Элизабет, она, еле сдерживая бешенство, просила Нору передать ее слова мисс Гибни. Иногда она присылала в кабинет кого-то из девушек с наказом стоять у мисс Гибни над душой, пока та не положит трубку, а после выяснить нужные мисс Кавана те или иные детали о счетах.

Когда мисс Кавана обнаружила, что счета отправили, не занеся их в книгу, она отправилась к Томасу Гибни и нажаловалась, как узнала Нора, не только на Элизабет, но и на нее. И однажды Томас явился в кабинет мисс Кавана, куда вызвали и Нору, велев поплотнее притворить дверь.

— Это очень опасная ситуация, — заявил Томас. — Счета не отмечены, и если по ним не заплатят, мы ничего не узнаем. Такого раньше не бывало ни разу.

Мисс Кавана стояла рядом с выражением вселенской скорби на лице. Нора молчала, переводя взгляд с нее на него и обратно.

— Насколько я понимаю, миссис Вебстер, вам несколько раз растолковали правила, — сказал Томас. — Они не очень сложны.

Нора все молчала.

— Счета отправлять нельзя, пока их не занесут в книгу, — продолжил Томас. — Случившееся непростительно и чревато убытками для компании.

— Мистер Гибни, вы закончили? — спросила Нора.

— Что вы имеете в виду?

— Я хочу знать, все ли вы сказали. И если да, то поинтересуйтесь у мисс Кавана, при чем тут я и почему вообще звучит мое имя — пусть она скажет…

Мисс Кавана собралась ее перебить, однако Нора быстро вышла из кабинета и закрыла за собой дверь. Вскоре она увидела, как Томас направляется к кабинету сестры. Он был бледен и явно настроен решительно. Услышав крики, Нора не подняла головы. Она знала, что весь большой зал ловит каждый звук. Мисс Кавана закрылась у себя и до конца дня носа не казала.

На следующей неделе мисс Кавана открыла сезон травли Элизабет Гибни, получив, насколько поняла Нора, “добро” от Томаса. С самой Норой она держалась холодно и словно не знала, что делать с ней дальше. По утрам она дожидалась прихода Элизабет и заявляла, что хочет взглянуть на вчерашние записи в бухгалтерской книге; требовала, чтобы счета, подлежавшие рассылке, лежали в ящике у ее кабинета.

На третье утро мисс Кавана заглянула к ним в комнату четыре раза кряду и неизменно заставала Элизабет на телефоне, на четвертый раз она закрыла дверь, взяла стул, села напротив и принялась слушать беседу. Элизабет как ни в чем не бывало продолжала обсуждать предстоящие выходные. Мисс Кавана схватила с ее стола гроссбух, раскрыла и принялась изучать записи.