Война - Лора Таласса

– Заткнись, тупая шлюха! – звучит еще один мужской голос.

Я лягаюсь и слышу хруст. Один из мужчин вскрикивает и выпускает мою лодыжку. Не прекращая кричать, опять ныряю в дыру. Чужие руки хватают меня и тянут обратно. Кто-то опрокидывает меня на спину, еще одна пара рук разрывает на мне рубашку. На этот раз треск ткани звучит подобно выстрелу.

Боже мой, боже мой, боже мой! Этого не может быть.

Где все? Почему никто не приходит на помощь?

С криком я выставляю перед собой кинжал – лезвие упирается одному из мужчин в грудь. Горячая кровь стекает на меня, и от этого кричать хочется еще громче.

Мужчина воет от боли.

– У нее оружие! – шипит кто-то.

Я брыкаюсь и пинаюсь, вырываюсь из рук, которые пытаются прижать меня к полу. Чувствую чужие прикосновения к обнаженному животу, чьи-то колени придавливают мои бедра.

Пожалуйста! Прошу, не надо.

И я кричу еще громче. Где все, черт побери? Мы живем в городе, где нет нормальных стен, в стране со строгими военными правилами. Должен же в лагере быть хоть один трезвый и храбрый человек, который может это прекратить.

Один из нападающих хочет отобрать у меня кинжал, тянется, чтобы перехватить мое запястье. Собрав последние силы, я вонзаю клинок ему в горло.

Кровь хлещет, и даже в темноте, в полном замешательстве, я уверена, что рана смертельна. Теперь уже мужчины кричат в панике.

– Эта сучка прикончила Саида!

– Ах ты, грязная шлюха!

Меня пинают по ребрам. Удар настолько силен, что я даже перестаю кричать. И снова пинок подошвой тяжелого ботинка, на этот раз чуть выше уха. Я скрючиваюсь, закрывая руками голову, а мужчины начинают меня избивать. Удары сыплются отовсюду – по рукам, ногам, груди, голове.

Боль… Я чувствую только боль. Ничего, кроме боли. Задыхаюсь от нее. Боль взрывается в сотне точек по всему телу. Все другие ощущения исчезают, я тону в океане боли. Это агония – она ослепляет, лишает голоса, выбивает воздух из легких.

И вдруг я слышу громоподобный голос, произносящий слова, которые не могу распознать, но могу понять.

– Jinsoi mohirsitmon dumu mo mohirsitum!

Противясь мне, вы выступаете против самого Бога!

Я бы узнала этот голос даже в аду. Это Война.

Удары тут же прекращаются. Затем снова звучат крики – так кричит скот, когда его режут. Жуткие звуки, но издаю их уже не я. Пытаюсь открыть глаза, посмотреть, что происходит, но веки не поднимаются.

Спустя всего минуту меня снова касаются чужие руки, проскальзывают под тело. Я пытаюсь кричать, отбиваться, но рот полон крови, а стоит пошевелить рукой… Снова боль, ослепляющая боль.

– Мириам… Мириам!

Голос Войны… никогда не слышала его таким – успокаивающим и в то же время полным отчаяния.

– Это я.

Вскрикиваю, когда он поднимает меня. Отталкиваю его руки и с трудом произношу:

– Нет…

– Ш-ш-ш, тише. Ты в безопасности. – Голос Всадника глубокий, грубый, ужасный и… надломленный. Или может, это звон в ушах играет со мной злую шутку?

Я по-прежнему ничего не вижу и едва могу двигаться. Беспомощность пугает меня, но в то же время я чувствую себя… защищенной. В эту самую секунду. В его руках.

Вот же дерьмо!

Война отрывисто отдает какие-то приказы, а я морщусь от ярости, звучащей в его голосе.

– Жена, жена, – повторяет он, – ты в безопасности.

Все болит. Как же все болит. Стоит только пошевелиться, как боль из ослепляющей превращается в просто невообразимую. Я абсолютно беспомощна. Что с моей головой?.. Куда я… куда я иду?.. О чем я только думала? Все мелькает перед глазами и исчезает так быстро… слишком быстро…

А затем тьму, точно клинок, разрезает голос:

– Клянусь, они за это заплатят.

Просыпаюсь от ощущения чужих рук на теле, их прикосновение отвратительно.

Я задыхаюсь, пытаюсь вырваться.

Где мой кинжал?

Почему не получается открыть глаза?

Боль возвращается, как нежеланный поклонник, и она так сильна, что я рыдаю.

– Спокойно, жена, – гремит голос Войны.

Я вдруг понимаю, что это его ладони касаются меня. Что он делает?

– Стой, стой, стой, – выдавливаю сквозь стон, отталкиваю его. – Больно.

Везде. Эта боль повсюду.

– Прости, Мириам, – отвечает он, но спустя секунду прикосновения возвращаются.

– Нет, нет, нет! – сопротивляюсь я.

Почему я ничего не вижу?!

Эти руки не похожи на те, другие. Они крепко держат меня, и ничто не способно их скинуть.

– Я не причиню тебе вреда, Мириам. Пожалуйста, полежи спокойно. Так нужно.

Но я не лежу спокойно. Все, что я помню, это треск рвущейся рубашки и прикосновение чужих, отвратительных рук, а потом боль. Только боль.

Я вырываюсь, тяжело дыша. А затем все меркнет…

На этот раз, когда я прихожу в себя, перед глазами возникает мутный силуэт Войны. Он склоняется надо мной – брови нахмурены, взгляд темных глаз тяжел. Чувствую, как его теплые ладони прижимаются к моей коже.

– Что происходит? – бормочу я.

Всадник хмурится. Он так близко. Опасно близко. Протягиваю руку, собираюсь оттолкнуть его, но ладонь легко скользит по его щеке.

– Спи, Мириам.

– Нет! – восклицаю я почти обиженно.

Силуэт Всадника становится то четким, то размытым. Когда черты его лица становятся яснее, замечаю на его губах легкий намек на улыбку:

– У тебя дух воина, жена, и я очень этому рад, но сражаться со мной тебе не нужно. Теперь ты в безопасности.

В безопасности ли, когда над тобой нависает сам Всадник Апокалипсиса? Решить я не могу – слишком болит голова. Пытаюсь сосредоточиться, но веки тяжелеют, глаза закрываются.

Я не хочу спать! Правда, не хочу. Но боль вымотала меня.

Веки опускаются, и все тревоги исчезают.

Первое, что я замечаю, – теплое прикосновение ко лбу. Теперь я узнаю это прикосновение. Руки Всадника умелые и прикосновения явно добрее, чем у напавших на меня прошлой ночью.

Война убирает назад мои волосы и что-то бормочет так тихо, что я не могу разобрать. Вздыхаю от ощущения его рук на своей коже. Оно больше не причиняет боли. Если честно, сейчас оно кажется странно успокаивающим.

В ответ на мой вздох рука Всадника останавливается, а пальцы надавливают на кожу. Глаза я не открываю. Не готова к последствиям прошлой ночи. Боль постепенно возвращается, и я не уверена, что готова снова почувствовать ее. Но снова засыпать я тоже не собираюсь, и притворяться дольше не могу. Открываю глаза.