Бурный XVI век. Габсбурги, ведьмы, еретики, кровавые мятежи - Фрэнсис Вейнс

неохотно повиновался. Он начал искать деньги на визит в Англию, но в течение нескольких месяцев откладывал поездку. В конце концов Филиппу II, как «покорному сыну Его Величества», пришлось-таки отправиться в Лондон для знакомства со своей будущей супругой, которая не отличалась natural beauty [60]. Венецианец Джакомо Соранцо описывал ее как «маленькую, хрупкую женщину с белоснежной кожей и ярким румянцем, большими глазами и рыжими волосами». Это описание он закончил насмешливым уточнением: «Если бы Мария была помоложе, она была бы вполне привлекательной».

Королеве Марии тем временем показали портрет Филиппа работы Тициана. Она безумно влюбилась в своего жениха и с нетерпением ожидала его прибытия. Но этому браку не суждено было стать love-match [61]. По словам испанского советника Гомеса де Сильвы, Филипп как-то признался ему: «Я надеюсь вскоре подарить королеве детей, чтобы я мог вернуться домой… но, откровенно говоря… я уповаю на Бога, чтобы он помог мне исполнить этот долг».

«Властная, порой капризная и своевольная»

Максимилиан обратился к дочери исключительно из политических соображений. Ее приезд в Нидерланды пошел бы только на пользу. Маргарита росла при французском дворе, и ее воспитывала старшая дочь Людовика XI Анна де Божо, под чьи советы «всегда вести себя достойно, сохранять спокойствие и уверенность, избегать дерзких взглядов и громких слов, быть твердой и решительной, одним словом, всегда держать себя в руках» девушка сделала свои первые шаги в мире политики. Необходимый для регента жизненный опыт она также приобрела в ходе двух своих непродолжительных и, к несчастью, трагически закончившихся браков с иностранцами. Ее антифранцузский настрой, который усиливался обидой на расторгнутую помолвку с дофином Карлом, делал двадцатишестилетнюю Маргариту Австрийскую отличным кандидатом в регенты. Жители Нидерландов считали дочь Марии Бургундской прямым потомком герцогов Бургундских, princesse naturelle [62], что делало Маргариту более популярной, чем ее родной отец – Габсбург.

На собрании Генеральных штатов, которое состоялось 21 марта 1507 года, было зачитано официальное послание Максимилиана: «Ввиду больших неотложных дел, с которыми нам недавно пришлось столкнуться, мы не можем лично присутствовать в наших Нидерландах… Мы объявляем, что полностью доверяем нашей драгоценной и горячо любимой дочери и вдовствующей герцогине Савойской, нашей ближайшей родственнице». Маргарита, как «эрцгерцогиня Австрии, герцогиня и графиня Бургундская, вдовая герцогиня Савойская, регент и штатгальтер имперских Нидерландов», была в срочном порядке отправлена в турне по всем нидерландским землям для присяги, чтобы никто не успел передумать по поводу ее назначения.

Назначение Маргариты регентом вовсе не означало, что в XVI веке женщине автоматически разрешалось играть важную политическую роль в управлении страной. В Южных Нидерландах женщины действительно занимали привилегированное положение, поскольку могли принимать участие в общественной жизни и учиться в школе. Уровень образования, как, например, в Антверпене, был весьма неплохим, поскольку в школе изучали различные языки и такие предметы, как арифметика и счетоводство. В брак вступали достаточно поздно, девушки нередко выходили замуж только после того, как им исполнялось 24–25 лет. Детские браки заключались только среди знати и между королевскими домами в рамках политических союзов.

В поисках работы женщины часто переезжали в города и устраивались служанками или торговками либо осваивали какое-нибудь городское ремесло, что обеспечивало им финансовую самостоятельность. Религиозные женщины, которые желали отказаться от мирских благ, но не хотели приносить монашеские обеты, могли вступить в поселение-общину, бегинаж. В небольших бегинажах, например Лире или Тюрнхауте, проживало от 35 до 100 жительниц, а в самом крупном бегинаже в провинции, Большом бегинаже в Мехелене, проживало от 1500 до 1900 бегинок.

Традиционная семья была нормой в городах, но одинокие женщины также не являлись изгоями в нидерландском обществе. Антверпенская поэтесса и педагог Анна Бейнс, принявшая решение не выходить замуж, в своем стихотворении «Не стоит связывать себя узами, женщине лучше без мужа» (Ongebonden best, weeldich wijf sonder man) советовала женщинам вообще не выходить замуж, что в современном переводе звучит примерно так: «Хорошо быть женщиной, но гораздо лучше быть мужчиной. Девственницы и вдовы, знайте, что не стоит спешить вступить в брак. Говорят, что жить без мужа бесчестно. Но если вы можете сами позаботиться о пропитании и одежде, не стоит ставить себя в зависимость от мужчин». Закон ограничивал право замужних женщин на свободу передвижения. Муж становился опекуном жены, и замужние женщины не имели права заключать договоры без согласия мужа (это правило было отменено в Бельгии лишь в 1958 (!) году).

На практике правило часто не соблюдалось. Например, в Брабанте жены купцов имели право вести торговлю без согласия мужа просто на основании своего статуса coopwijf, то есть жены купца. Такая экономическая независимость не ускользнула от испанского капитана Алонсо Веласкеса, который во время своего пребывания в Нидерландах отметил, что женщины в Брабанте «не только участвуют в торговле и управлении делами, домом и семьей, но даже работают парикмахерами в цирюльнях».

Экономическое положение незамужних или одиноких женщин и вдов в значительной степени определялось городскими правилами и уровнем благосостояния. Одинокая бедная женщина часто зависела от окружающих, а замужняя бедная женщина зависела от мужа. Высшее образование для женщин исключалось, а дипломатия и политика оставались мужской прерогативой. И в XVII веке моралисты, в числе которых были нидерландцы Якоб Катс и врач Иоганн ван Бевервейк, продолжали утверждать, что женщинам следует сидеть дома: «Нет лучшего способа для замужней женщины укрепить свою честь, чем сидеть дома и не лезть в дела».

В гильдиях, где царил принцип равноправия, состояли в основном мужчины, поскольку на практике женщины играли в ремеслах второстепенную роль. При этом некоторые жены и дочери ремесленников работали самостоятельно. Не все мужчины были рады самостоятельности своих жен. Итальянский купец и хронист Лодовико Гвиччардини во время своего путешествия по Нидерландам восхищался большой свободой нидерландских женщин, но при этом язвительно заметил, что антверпенские лавочницы зачастую «слишком властны и временами капризны и упрямы». Женщины соперничали с мужчинами, и многие сатирические стихи, рассказы и пьесы того времени были посвящены теме «борьбы за брюки» и страха, что «мир перевернется» и в нем будут править женщины.

Например, в риторическом фарсе «Все течет» (Playerwater), который появился в начале XVI века, героиня отправляет мужа на Восток в поисках чудодейственного зелья, а сама тем временем изменяет ему со священником. Вернувшись домой раньше назначенного срока, муж-подкаблучник поколотил прелюбодеев. Мораль этой истории такова, что жена может воспользоваться глупостью мужа и обмануть его. Флорентийский дипломат и писатель Никколо Макиавелли считал, что Фортуну (судьбу) не случайно изображали женщиной. Он был убежден, что тот, кто стремится к власти,