Песни мертвого сновидца. Тератограф - Томас Лиготти

Поэтому у традиционной готической техники даже для современного писателя есть два главных преимущества. Во-первых, отдельные сверхъестественные случаи не смотрятся глупо в готическом рассказе, в отличие от реалистического, ибо последний подчиняется жесткой школе реальности, тогда как первый признает лишь университет снов. (Конечно, весь готический рассказ может показаться нелепым отдельным читателям, но это уже вопрос темперамента, а не техники исполнения.) Во-вторых, готическая история остается в разуме читателя с упорством, не свойственным любому другому виду повествования. Конечно, она должна быть правильно исполнена, вне зависимости от того, что вы сами подразумеваете под словами «правильно исполнена». Значит ли это, что Натан должен жить в монументальном замке, больше похожем на тюрьму, в таинственном пятнадцатом веке? Нет, но он может жить в замкообразном небоскребе, больше похожем на тюрьму, в столь же таинственном современном мире. Значит ли это, что Натан должен быть мятущимся и мрачным готическим героем, а мисс Макфикель — неземной готической героиней? Нет, но в психологии нашего героя может появиться чуть больше одержимости, а мисс Макфикель может казаться ему не образцом нормальности и реальности, а воплощением чистого, подлинного Идеала. Реалистическая история верна нормальности и реальности, а мир готического повествования, напротив, фундаментально аномален и ирреален, сущности волшебства, вечности и глубины в нем настолько сильны, что реалистическому Натану они бы не явились даже в его снах. А потому не будем лукавить: чтобы создать правильный готический рассказ, автор должен обладать чертами воинственного романтика, который излагает сюжет волнующим, полным грез языком. Отсюда берет начало известная напыщенность риторики, свойственная готическому повествованию, но для сочувствующего читателя она — не просто надувной плот, на котором воображение плывет, как ему вздумается, по волнам высокопарности, но скорее паруса души готического художника, раздуваемые ветрами экстатической истерии. Поэтому трудно рассказать кому-то, как писать готический рассказ — с этим даром нужно родиться. К сожалению. Можно лишь предложить ученикам уместный пример: готическую сцену из «Романса мертвеца» Джеральдо Риджерини, переведенную с родного ему итальянского языка. Эта глава называется «Последняя смерть Натана».

Сквозь треснувшее окно, испещренное полосами голубой пыли, что завораживает душу возвышенным чувством запустения, рассеянный свет сумерек просачивался на пол, где лежал Натан, потеряв всякую надежду обрести былую подвижность. «Во тьме ты — нигде, — подумал он, — как дитя, что прячется под одеялом». Все вокруг окутывал плащ ночи, и зрение окончательно потеряло смысл; в голубоватом полусвечении каменного подвала Натан более не видел ничего, кроме предзнаменований мрачного фатума. С мучительными усилиями он приподнялся на локте, смотря в грязно-лазурную тьму, невольно прищурившись из-за слез унижения. Сейчас он казался себе пациентом, брошенным, в операционной, что нервно оглядывается вокруг с единственной мыслью, мятущейся в разуме: не забыли ли его на этом ледяном столе? Если бы только его ноги могли, как некогда, двигаться, если бы только эта парализующая боль чудесным образом исцелилась! Да где же эти проклятые врачи, снова и снова лихорадочно спрашивал он себя. А, вот и они, стоят в бирюзовом тумане операционных ламп.

— Кончился паренек, — сказал один своему коллеге. — Давай заберем все его побрякушки.

Но когда они сняли брюки Натана, операция бесцеремонно завершилась, и пациента бросили в синих тенях безмолвия.

— Боже, ты только взгляни на его ноги, — закричали врачи.

О, если бы он только мог так кричать, подумал Натан, а в его голове роился хаос предсмертных мыслей. Если бы он только мог воззвать к ангельской деве, чтобы она услышала его! Тогда бы он принес извинения за свое неизбежное отсутствие в их волшебном, вечном и глубоком будущем, которое на самом деле было столь же мертво, как и две ноги, разлагавшиеся прямо у него на глазах. Неужели даже сейчас он сможет лишь шептать, сейчас, когда колющая мука расплавляющихся конечностей стала проникать во все его существо? Но нет. Это было невозможно — невозможно издать звук такой громкости, — хотя через некоторое время он все же сумел закричать себя до смерти.

Традиционная готическая техника.

Это легко, если вы созданы для такой работы. Попробуйте сами и все поймете.

* * *

Экспериментальная техника. Каждую историю надо рассказывать правильным способом. И иногда этот способ может ввести публику в замешательство. На самом деле в ремесле автора нет такого понятия, как экспериментальность, в смысле проб и ошибок. Рассказ — это не эксперимент, эксперимент — это эксперимент. И никак иначе. «Экспериментальный» автор просто следует велению истории, он должен рассказать ее так, как нужно, и неважно, сбивает это кого-то с толку или нет. Писатель — это не рассказ, рассказ — это рассказ. Только так.

А сейчас мы должны задать себе следующий вопрос: требует ли сюжет о Натане подхода, находящегося за пределами традиционных техник, реалистической и готической? Возможно, хотя бы для цели этих «заметок». Так как я практически отказался от идеи завершить «Романса мертвеца», то, думаю, не будет ничего плохого в том, чтобы еще немного усложнить голый скелет сюжета, пусть даже это может не пойти ему на пользу. Вот какие богохульные опыты безумный доктор Риггерс стал бы ставить на своем рукотворном Натанштейне. Секрет жизни, мои отвратительные Игори, заключается во времени… времени… времени.

Экспериментальная версия этого рассказа могла бы быть следующей: две истории, происходящие «одновременно», каждая развивается в альтернативных частях, происходящих в параллельных хронологиях. Одна часть начинается со смерти Натана и идет обратно во времени, тогда как вторая стартует со смерти первоначального владельца магических брюк и развивается вперед. Понятно, что в части Натана факты надо расположить так, чтобы повествование казалось понятным с самой первой страницы, то есть с финала. (Не рискуйте — не стоит вводить в замешательство своих достопочтенных читателей.) Две истории встречаются на перекрестке в финальной части рассказа, когда судьбы двух героев сталкиваются, то есть все происходит в магазине, где Натан совершает роковую покупку. На входе он сталкивается с кем-то, занятым пересчетом денег, то есть с той самой женщиной, которая вернула брюки, вновь отправленные на прилавок.

— Прошу прощения, — говорит Натан.

— Смотри, куда идешь, — отвечает женщина.

Разумеется, в этот момент мы уже знаем, куда идет Натан и какие «волшебные» и «глубокие» неприятности ждут его по мере того, как он кружит по «вечной» нарративной петле.

Экспериментальная техника.

Это легко. Теперь попробуйте сами.

Другой стиль

Все стили, которые мы проанализировали, упрощены для целей обучения, понимаете? Каждый представляет собой дистиллированный пример своего рода — не будем себя обманывать. В реальном мире литературы ужасов все три вышеупомянутых техники сплетаются довольно странными путями, причем зачастую до такой степени, что с практической точки зрения мое предыдущее обсуждение иногда кажется совершенно бессмысленным. Но такое смешение служит нашей скрытой цели, которую я приберегаю напоследок. И прежде чем мы перейдем к ней, я бы хотел достаточно кратко описать еще один стиль.