Чужая Истина. Книга первая - Джером Моррис

остаточными рефлексами, а восстановить саму жизнь?

— Непростой вопрос. Куда сложнее, чем кажется тебе. И смысл отвечать будет не так скоро, наберись терпения. Сейчас допьёшь снадобье, а завтра покажу, как сделать ещё. Возможно, тонкая алхимия, как более вдумчивое и размеренное искусство, подойдёт тебе лучше. На первых порах. Всё больше холодает, всё раньше темнеет… в некотором смысле, это будет нам на руку.

— Хорошо, — кивнул Эйден, даже не стараясь понять всего, сказанного магом, всё ещё вспоминая и раздумывая о чём-то своём. — А ты не слышал о таком месте… городе или стране… там жарко, черноволосые смуглые люди ходят в ярких халатах, водятся серые звери, ростом втрое выше крупного медведя. Зовётся Фаахан, если не изменяет память.

Водянистые глаза Салагата поймали взгляд Эйдена. Впрочем, возможно маг всегда смотрел точно так. Внимательно и чуть удивленно, будто всё видит в первый раз.

— Это в Меланоре. Большой город. Вроде бы.

Костёр потрескивал в нескольких метрах, но тепло было даже здесь. Наверняка не обошлось без магии. Эйден плотнее закутался в тяжёлый меховой плащ и закрыл глаза. Вопросы, назойливо копошащиеся в утомлённом сознании, оттеснялись на второй план усталостью, моральной и физической. А может ещё и снадобьем, которое завтра предстояло готовить самому.

Бледный лунный свет уже пытался проникнуть в пещеру, но отсветы жаркого костра были сильнее и без труда окрашивали его ярко-алым. Салагат сидел, скрестив под собой ноги, внимательно вглядываясь в пламя, протянув вперёд правую ладонь и придерживая предплечье левой. Обычно ночью он не открывал глаз, хотя и спал очень редко. Начертив простой символ в горячей золе, Салагат отодвинул пару горящих углей, не обращая внимания на жар. Знак означал «Жизнь», в самом широком смысле слова. Богатейшая тема для размышлений, кто бы ни взялся за неё. Вдруг бесцветные радужки поблескивающих глаз практически заслонила чернота расширившихся зрачков. Среди горячего пепла виднелось нечто крошечно-круглое, тёмное и обугленное. Он достал обожжённую мокрицу из костра и задержал над ней узкую, грязную ладонь. Убрав руку, Салагат снова вернулся к пламени и начертанному символу.

Испуганная мокрица развернулась, засеменила крохотными лапками и скрылась в сырой темноте пещеры, спеша убраться подальше от опасного огня.

На высоком, безукоризненно синем небе ни облачка. Раскалённый солнечный диск висит прямо над головой, высветляя беспощадными лучами и без того белейшие мраморные плиты. Спасительная прохлада тени так близко и так далеко. Струйки пота непрерывно бегут по всему телу, спускаясь из-под полированного шлема на грудь и спину. Плоть под доспехом из стали и кожи горит, томится, но привычно сносит все тяготы дневного караула. Камал коротко моргнул. Ничего. Даже сомкнутые веки не дают увидеть темноту, только беспощадно яркая зелень в уставших глазах. Он перехватил древко копья на полдюйма выше, надеясь, что прикосновение раскалённого дерева его немного взбодрит.

Шагов слышно не было. Как всегда. Статная фигура в светлых одеждах появилась из арки за спиной, распространяя вокруг себя едва уловимый запах сгоревших благовоний. Камал вытянулся ещё ровнее, хоть и до того стоял безукоризненно прямо.

Многие ли в Фаахане видели Его так близко? Да, встречал весь город, но при этом видели лишь светлую фигуру, мерно покачивающуюся на слоне. А я… Вчера, проходя купальни, Он взглянул на меня своими странными нечеловеческими глазами… И ночью мне снился этот взгляд, будто освещающий полумрак дворцовых переходов. Бог. И так близко.

Мужчина в светлых одеждах остановился в паре шагов, не дойдя до резных перилл балкона. На мгновение он полуобернулся, будто о чём-то задумавшись. Затем поднял голову вверх, осматривая небо и далекие горы.

Камал услышал, как Он глубоко вдохнул через нос. Цветущие в огромных кадках растения заволновались, затрепетали, приветствуя свежий ветер.

— Воистину велик и милостив бог терпения. И зная слабость слуг своих, прощает им. — Прошептал второй стражник, с благоговением глядя вслед удаляющемуся мужчине.

Ветер усиливался, вспотевшее тело под доспехами приятно холодило.

— Велик и милостив, — кивнул Камал.

В отличие от Хранителя Прабодхана. Тот безжалостно вырезает другие касты, стоит им только лишь поднять голову и заговорить. Вырезает даже детей. Вырезает нашими руками.

Ночная прохлада шёлковым покрывалом опустилась на город, успокаивая истерзанные жарой улицы. Мрамор гранёных колонн и тёмный камень мостовых быстро отдавали накопленное тепло. Освободившись от тяжёлого доспеха, Камал быстро и бесшумно шагал по опустевшим улицам, тешась нарастающим предвкушением. Обойдя дворцовую площадь переулками, он двинулся в сторону Поющих фонтанов, стараясь держаться в тени факторий. Эти особенные, двухэтажные дома несколько выделялись на фоне традиционной меланорской архитектуры Фаахана и принадлежали влиятельным гильдиям иноземных торговцев. Во многом поэтому здесь почти не было патрулей. Купцы были важны для города и Хранитель часто прислушивался к их желаниям. Камал не боялся случайной встречи со стражей чужаков, к воинам Первой сотни все относились с должным почтением, а вот попадаться на глаза кому-либо из своей касты было опасно. Бродить одному в такое время… после недавних событий… Поползут слухи. Вынюхивать можно даже не зная, что именно ищешь.

Миновав шелестящую аллею апельсиновых деревьев, он свернул в безлюдные ряды Малого базара, бросая по сторонам внимательные взгляды. Всё было тихо. Лавки закрыты, тенты и навесы сложены, цветастые палатки прятались по окрестным домам до утра. Поблизости ни души.

Камал нырнул в нужную подворотню, оказавшись у знакомой кирпичной стены, легко подпрыгнул, вытягивая руку. Подтянулся, ловко спрыгнул с другой стороны, побежал. Мерные, широкие шаги могла бы расслышать только собака. Мягкие сандалии скрадывали звуки, ровное дыхание звучало не громче, чем обычно. Нижний город встретил его резкими запахами специй, преющих фруктов и навоза. Приземистые, выбеленные извёсткой хижины светлели вокруг, окруженные низкими глиняными стенами. Тут и там сквозь ставни пробивался свет, слышались голоса, смех и звуки любви. Камал торопился, но невольно замедлил шаг, жадно ловя сладкие вздохи и выкрики.

В этой части города селились ворумийцы. Самая многочисленная и самая низкая каста в стране. Хорошие земледельцы и строители, но не войны или торговцы, они никогда не стремились к власти, не устраивали бунтов или восстаний. С ними не было проблем ни у кого, а у них, в свою очередь, всё было как нельзя лучше. Простая, сытная жизнь. В меру богатая, не отягощённая сложными надуманными проблемами. Они много работали, отдавая всего себя делу, и также отдыхали, благо времени и сил хватало на всё. Их женщины были добры и улыбчивы. И рожали детей чаще других. Чуть ли не каждый год. Иногда двух или трех близнецов.

Камал считал, что это действительно разумно