Наблюдатель - Роберт Ланца

Но мы должны воспользоваться возможностью, пока Ральф еще здесь и может вам ассистировать – его сменщик, которого отыскал Сэм, сообщил, что не может приехать так быстро. Лайл только что сказал, что во вторник вы уже сможете поставить имплант Лоррейн. Затем последуют Эйден, Бен и еще два человека. А там мы успеем и Сэма прооперировать до того, как уедет Ральф.

– Нет! – отрезала Каро. – Я уже несколько раз говорила вам, что еще не решила даже, останусь ли здесь. Неужели вы этого не слышали? И даже если я останусь, каждого пациента необходимо детально обследовать на предмет хирургических осложнений и рубцов на ткани мозга, провести послеоперационные рентгеновские и прочие исследования, и только потом, если все будет благополучно, я смогу провести следующую операцию. Это, знаете ли, не кошкам под кожу чипы вживлять!

– Я понимаю. Но…

– Между операциями не менее пяти дней, а доктора Уоткинса я не стану оперировать, пока не отработаю всю операцию до тонкостей. Вот таким и будет наш график.

– Каро, – сказал Джулиан и, наклонившись вперед, взял обе ее руки в свои ладони, – вы не понимаете. Нельзя допустить, чтобы Сэм умер без импланта. Необходимо дать ему испытать то, созданию чего он посвятил пятнадцать лет жизни и отдал почти все свое состояние. Он должен создать ветвь вселенной, в которой он будет не дряхлым умирающим стариком, а молодым и сильным мужчиной.

Вот они и дошли до мины, обнаруженной ею в бумагах Вейгерта, и разъяснять ее будет не автор теории, а Джулиан. Она высвободила ладони из его рук. Прикосновение подействовало на нее – прикосновение Джулиана Дея подействовало бы на любую гетеросексуальную женщину моложе девяноста. Но сейчас это совершенно не относилось к делу.

– Минувшей ночью я прочитала краткий обзор теории доктора Вейгерта, – сказала она, – и, конечно, ее раздел, в котором говорится о смерти. Вейгерт утверждает, что если человек попадает в «другую ветвь» вселенной, населенную людьми, которых он помнит, то после того, как экспериментатор вернется в свое тело, находящееся здесь, эти люди продолжают свое существование там. Но даже если все это правда – а мне это кажется притянутым за уши, – даже если это правда, как только сеанс моего деда с пребыванием в другой вселенной закончится, он снова окажется на той же койке и будет все так же умирать. Его тело здесь. Он не может остаться там. Доктор Вейгерт считает, что сознание продолжает существовать и после смерти. Я ничего об этом не могу сказать – это вопрос для теологов, а не хирургов. Но даже если сознание не подвергается уничтожению, совершенно неизвестно, что с ним будет дальше, проникнет ли оно в какую-то другую ветвь множественной вселенной или создаст ее или исход будет каким-то другим. Нет, я знаю, что вы хотите сейчас сказать: нет никакого «где-то еще», никаких «здесь» или «там», а есть лишь суперпозиционная квантовая пена. Но суть в том, что мой дед получит лишь краткое ощущение себя здоровым и сильным, а его рак каким был, таким и останется. Джулиан, смерть не обмануть.

В глазах Джулиана что-то коротко блеснуло, но он ограничился коротким ответом:

– Сэму и требуется хотя бы это краткое ощущение. Увидеть воочию, как воплотилось то, над чем он работал пятнадцать лет. Всю подготовку на имитаторах он прошел. Мы сделали это наскоро, но успели до вашего приезда. Он готов.

– Вполне вероятно, что он не перенесет операцию.

– Он готов к такому риску. И потом, решение принимать ему. К тому же он и так умирает – какая разница, от чего именно?

– Разница в том, что я не намерена стать тем человеком, который его убьет! Джулиан, я знаю, что вы не врач, но боже мой!..

Джулиан подался вперед. Его лицо вдруг сделалось суровым; Каро и не думала, что он может стать таким.

– Сэму только это и нужно.

– Но от меня он этого не получит. По крайней мере, в его нынешнем состоянии.

Наступила пауза, на протяжении которой Джулиан пристально всматривался в лицо Каро. Когда же он снова заговорил, голос его звучал мягче:

– Каро, я понимаю вашу позицию. Вы строго придерживаетесь медицинских нравственных норм, которые не позволяют рисковать жизнью пациента без крайней необходимости. Конечно, вы опасаетесь повредить своей карьере плохо подготовленной операцией. Я восхищаюсь вашей позицией. Мы пригласили вас сюда именно потому, что знали о ваших высоких профессиональных качествах. И теперь, когда вы здесь, мы все надеемся на вас – Сэм, Джордж, я. Быть может, я сильнее всех.

Он наклонился вперед. Каро поняла, что он намерен обнять ее, и легонько оттолкнула его.

– Правда? Вы всерьез рассчитываете таким образом убедить меня…

– Стойте! – резко бросил он. – Неужели вам даже не приходит в голову, что я могу говорить искренне? Что я действительно могу чувствовать влечение к вам и на самом деле восхищаться вами? Что ваше поспешное суждение обо мне может быть несправедливым? Что вы можете мне действительно нравиться?

Она задумалась. Джулиан стоял, возвышаясь над нею, как почти гротескное воплощение мужественности, умоляющей, чтобы ее укротили, набычив плечи, не убирая прядь густых белокурых волос, почти прикрывших удивительные глаза. Но дело происходило не в каком-то банальном любовном романчике.

– Нет, это мне в голову не приходило, – сказала она. – Может быть, вы действительно испытываете ко мне влечение и восхищаетесь мною. Уверена, вы чувствуете, что привлекли мое внимание, потому что мужчины такого типа всегда это знают. Но здесь-то речь идет совсем о другом. Вы попытались использовать свою привлекательность, чтобы убедить меня поступить по-вашему, и поэтому… – (поэтому его привлекательность разом рассеялась!) – …поэтому я не стану уплотнять график операций. Если я все же возьмусь за имплантацию, первой будет Лоррейн, потом Эйден, Бен и по меньшей мере еще один человек, возможно, доктор Вейгерт. Очередь деда подойдет, когда доктор Ласкин скажет твердое «да» и я сочту себя готовой.

– Вполне убедительно, – сказал Джулиан. Его голос опять звучал сдержанно и приятно, но в нем все же угадывалось раздражение. Джулиан Дей, несомненно, не привык получать отказы от женщин.

Вернувшись к себе, Каро села на кровать и задумалась. Я отвергла слишком много мужчин. И в конце концов стала отказывать всем. В ранней молодости она считала, что отношения с мужчинами у нее не складываются из-за неудачного брака родителей: у меня не было ролевой модели. Позднее она поняла, что очень уж многие пытаются свалить на родителей едва ли не все свои ошибки и промахи, и стала говорить друзьям, что у нее крайне высокие требования. А еще позже, сообразив, осознала, насколько высокомерно это звучит, стала объяснять свою склонность к мимолетным, ни к чему не обязывающим связям большими