Две недели в Венеции - Фиона Харпер

— Не делай этого, — сказал Макс, и она уставилась на него, потрясенная.

— Макс, я тебя не понимаю. Я думала, ты поймешь и обрадуешься.

Судя по тому, что она сложила руки на груди и постукивала мыском балетки по мостовой, она пребывала в смятении.

— В любом случае уже слишком поздно, — тихо промолвила она. — Я уже приняла предложение.

— Когда?

— Два дня назад.

Ему хотелось обнять ее, сказать, чтобы она не отказывалась от своей мечты. Чтобы перепробовала все работы на свете, если хочет. Он сделала выбор, но у него создавалось впечатление, что она сдается.

Ему хотелось сказать ей все это и многое другое. Признаться ей в любви, попросить ее быть рядом с ним до конца жизни.

Но он не сделал этого. Не смог. Побоялся, что может ее отпугнуть. Вряд ли он смог бы это вынести.

Он просто стоял и смотрел на нее. Когда наклонилась, чтобы завязать Софии шнурок, он обратил внимание на ее волосы. По-прежнему густые и блестящие, они были чуть темнее, чем до этого, и фиолетовые пряди исчезли.

Руби тихо постучала в дверь библиотеки. Было уже начало одиннадцатого, а Макс еще не присоединился к ним с Софией в гостиной. За ночь погода испортилась. Туман над городом был таким густым, что верхушки зданий словно растворились в нем. В общем, это был самый подходящий день для строительства замка из кубиков.

— Да? — послышался голос Макса.

Приоткрыв дверь, она заглянула внутрь:

— Уже начало одиннадцатого.

Он еще несколько секунд чертил что-то карандашом на бумаге, затем повернулся, и Руби обнаружила, что он немного хмурится. Тогда она сказала себе, что он просто сосредоточен на работе. Что он не может на нее злиться, потому что она несколько дней ведет себя как серьезная женщина, на которую можно положиться. Женщина, достойная такого мужчины, как он.

— Я не смогу сегодня составить вам компанию, — произнес он нейтральным тоном.

— О. — Руби была разочарована его ответом, как и тем, что он не воспользовался ситуацией и не поцеловал ее.

— Но ты обещал своей матери…

— Я обещал матери, что останусь на неделю, а живу здесь уже почти две. Я выполнил ее условия, и даже больше.

Руби нахмурилась, затем кивнула. Он был прав. Его никто не просил проводить время с ней и с Софией на второй неделе. Руби думала, что он продолжает приходить по утрам в гостиную, потому что хочет ее видеть.

Судя по выражению его лица, что-то изменилось. Он не помирился со своей матерью и снова замкнулся в себе. Это пугало Руби.

— Мне нужно представить план руководству института уже на следующей неделе, — спокойно произнес он. — Я должен успеть выверить каждую деталь.

— Хорошо, — ответила Руби, с грустью наблюдая за тем, как Макс превращается в угрюмого типа, каким он был в начале их путешествия. Она чувствовала, что его что-то гложет, но постаралась не принимать это на свой счет. — Нам будет тебя не хватать.

Он просто кивнул.

— Мы увидимся вечером?

— Моя мать настаивает на том, чтобы я пригласил тебя куда-нибудь поужинать. Мол, ты провела две недели в городе, в котором полно замечательных ресторанов, но еще не побывала ни в одном из них.

— О, — сказала Руби. — Это был бы замечательно.

Раз Фина всячески старается оставить их наедине друг с другом, значит, она считает, что у нее с Максом есть шанс.

Но тогда почему она не испытывает радости по этому поводу? Почему у нее так тяжело на сердце?

Макс снова кивнул.

— Ладно, я пошла в гостиную, — произнесла Руби, не в силах больше терпеть напряжение, повисшее между ними в воздухе. — Увидимся вечером.

— Вечером, — повторил Макс, уже вернувшийся к своим планам.

Тогда Руби удалилась, тихонько прикрыв за собой дверь.

Этим вечером Макс вывел Руби из Ка’Дамиани через тесный дворик, обнесенный высокой стеной, и скрипучую деревянную дверь. Зато уже через пять минут они были на маленькой площади с несколькими ресторанами и магазинами.

Они направились к непрезентабельного вида ресторану со скучным коричневым навесом и несколькими столиками на улице. Внутри, правда, оказалось весьма уютно. Стены были отделаны панелями из темной древесины. Стойка с ящиками и дверцами напоминала прилавок в старом галантерейном магазине. На столике в углу стоял граммофон, на стеллаже в дальнем конце зала — бутылки с вином и бокалы.

Обведя взглядом помещение, Руби улыбнулась Максу. Похоже, ей понравился ресторан, такой же стильный и необычный, как она сама. Макс выбрал его не только по этой причине. Здесь, помимо прочего, подавали лучшие морепродукты в городе.

Они сели за столик в углу с видом на площадь. Он был покрыт белой скатертью, и на нем лежало столовое серебро.

Обстановка могла бы быть романтической, если бы не разговор, который не понравится им обоим. После того как Руби утром заглянула к нему в библиотеку, он не смог больше сосредоточиться на работе и до ланча прокручивал в уме сложившуюся ситуацию.

Тогда он наконец понял, что Руби менялась ради него. Она покрасила волосы в естественный цвет и стала проще одеваться — в общем, превратилась в спокойную, уравновешенную женщину, которая хотела ему понравиться.

Макс возненавидел себя за это. Ему нужно было, чтобы она снова стала той Руби, в которую он влюбился. На меньшее он не был согласен.

Он хотел сказать ей об этом за ужином, состоящим из рыбы в маринаде, но между ними словно выросла стена из толстого стекла. Максу казалось, что, если он сейчас что-то скажет Руби, она его не услышит.

Чувствовал ли его отец то же самое, когда смотрел на свою жену? Внутри его бушевал ураган эмоции, но он не мог дать им выход?

Джеффри Мартин очень любил свою энергичную жену-итальянку. Макс всегда это знал и уважал своего отца. Но сейчас он понял, что, возможно, его отец слишком много брал и слишком мало давал взамен. Серафина была его спасением, тем, что могло вытащить его из его скорлупы, сделать более открытым, но он не стал тем, кто ей был нужен. Скорее всего, просто не захотел.

Впервые в жизни Макс понял, что его отец был эгоистом и что их с Финой брак рухнул по его вине из-за отсутствия эмоционального равновесия между супругами.

Макс тоже не чувствовал этого равновесия между собой и хрупкой женщиной, которая сидела напротив.

Он не повторит ту же ошибку. Он не будет трусом и не заставит Руби расплачиваться за его слабость. Он не хочет, чтобы она переделывала себя ради него. Это слишком высокая цена. Есть всего один способ этого избежать, и он им воспользуется, несмотря на то что остаток его жизни будет скучным и безрадостным.