Две недели в Венеции - Фиона Харпер

— Ты заказала объектив, который нужен Кэмерону?

Руби кивнула. Она уже передала их главному оператору рекламный буклет от поставщика лучшей видеоаппаратуры, и Кэмерон на днях поедет к нему, чтобы опробовать устройство перед покупкой.

— А та актриса, которую мы выбрали для озвучки, дала свое согласие?

Руби сдержала улыбку. «Та актриса» обладала множеством профессиональных наград, но обрадовалась, как ребенок, когда узнала, что Патрик Лэнг предлагает ей принять участие в работе над его новым документальным циклом.

— Да, ее агент сегодня окончательно это подтвердил, но предупредил, что весь сентябрь и октябрь она будет на съемках в Болгарии.

— Отлично. — Ее отец соединил пальцы пирамидкой. — А как насчет чая?

— Купила, — ответила она.

Лапсанг сучонг[2]обычно не так просто найти даже в Лондоне, но, к счастью, она знает маленький чайный магазинчик на углу Уордор-стрит, где он есть всегда.

— Хочешь, чтобы я заварила его для тебя?

— Да, — ответил он, и Руби повернулась, чтобы выйти из кабинета. — Но чуть позже.

Она снова повернулась к нему.

— Почему бы тебе не присесть?

Он ведь не собирается ее уволить, правда? Все эти два месяца, что она здесь работает, она отлично справляется со своими обязанностями.

Она села в кресло напротив своего отца.

— Думаю, нам нужно поговорить о твоем будущем, Руби.

«Опять двадцать пять».

— Люсинда осенью уходит в декрет, и я подумал, что ты, возможно, захочешь занять ее место, пока она будет в отпуске по уходу за ребенком.

Руби раскрыла рот. Они не знала, чему удивилась больше: тому, что он предлагает ей временную работу, или тому, что у старой мегеры Люсинды появилась личная жизнь.

— За то время, что ты здесь работаешь, ты успела произвести на всех хорошее впечатление. Да, я предлагаю тебе временную работу, но для тебя это хорошая возможность себя проявить.

Руби не поверила своим ушам.

— Прошу прощения?

Ее отец тепло улыбнулся ей, что удивило ее не меньше.

— Ты отлично работаешь. Все здесь так считают.

— А ты?

— Конечно да. Я всегда знал, что у тебя что-то может хорошо получиться, если ты займешься этим всерьез.

Похоже, она перенеслась в параллельный мир.

Неужели ее отец говорит серьезно? Руби вгляделась в его лицо. То, что она там увидела, потрясло ее.

Свое сердце она оставила в Венеции, но, похоже, взамен обрела способность видеть то, что люди прячут под маской невозмутимости.

Сейчас она видела на лице Патрика Лэнга отцовскую гордость и любовь.

— Ну? Что скажешь? — спросил он.

— Не знаю, — искренне ответила Руби. — Мне нравится каждый день решать сложные задачи, и я не собираюсь увольняться в ближайшее время, но я не уверена…

— Ты не уверена, что это твое призвание, — закончил за нее отец.

Боясь, что слова могут разрушить установившуюся между ними доверительную атмосферу, она просто кивнула.

— И я тоже не уверен, — сказал он, вставая. — Но я подумал, что все равно следует предложить тебе эту работу.

Руби тоже поднялась и в порыве чувств подбежала к отцу и крепко обняла его.

— Спасибо, папа.

Тот пробормотал что-то насчет телячьих нежностей, но тоже ненадолго обхватил ее руками, прежде чем отстраниться.

— Приготовь мне чай. Потом можешь идти обедать.

Руби посмотрела на часы. Было уже без четверти три. Ланч она сегодня пропустила из-за занятости. Неудивительно, что у нее урчит в желудке.

Десять минут спустя она покинула офис в Сохо и первым делом заглянула в свою любимую кофейню и купила латте и сэндвич. Оттуда она отправилась в маленький парк на Голден-Сквер. Там она села на свою любимую скамейку под деревом и пообедала, а потом достала из сумки альбом и черную ручку и начала рисовать Сердитого Голубя. В ее альбоме были сплошь изображения этого персонажа. Голубь на колонне Нельсона, Голубь на приеме у королевы, Голубь в метро…

Макс был прав. Рисование — это ее призвание. Она рисует по утрам, во время разговоров по телефону и перерывов на ланч и вечером после работы. Рисунков было уже столько, что ее соседка по комнате грозилась оклеить ими туалет.

У рисования был еще один плюс: погруженная в это занятие, она не думала о Максе. Они не общались с того самого вечера, когда она, быстро собрав свои вещи и тепло попрощавшись с Финой, уехала из Венеции. Поначалу она надеялась, что через какое-то время он ей позвонит, но этого до сих пор не случилось.

В любом случае сейчас у нее есть более важные дела, нежели без конца прокручивать в уме то, что произошло в Венеции, и гадать, что она сделала не так. Наконец она обрисовала свое будущее. Она не только определила, где хочет быть через полгода и через пять лет, но также начала делать первые шаги в выбранном направлении.

Недавно она посетила офис новой фирмы, занимающейся изготовлением поздравительных открыток. Ее владельцам понравился ее Сердитый Голубь, и она договорилась с ними о выпуске небольшой пробной серии открыток с его изображением. Владелица магазина винтажной одежды, где она когда-то работала, заказала у нее несколько рисунков красоток, одетых в стиле пятидесятых годов, для украшения витрины. Один давний приятель пообещал познакомить ее с издателем детских книг. В общем, все это выглядело многообещающе.

До тех пор пока в ее карьере дизайнера не наметится прогресс, она останется в «Одной планете». Эта работа ее вполне устраивает, да и платят ей хорошо. Взрослые люди, к которым она себя относит, усердно работают, чтобы чего-то добиться, а не ждут, когда богатство и успех свалятся на них с неба.

Когда ее обеденный перерыв закончился, она вернулась в офис.

— Тебе звонили, пока тебя не было, — сообщил ей Джекс, один из ее коллег.

— Да?

Сердце подпрыгнуло у нее в груди, и она тут же сказала себе, что ей пора перестать надеяться на невозможное.

— Это был парень из бюро путешествий. Он хочет знать, можешь ли ты прислать ему комплект дисков еще и для его бабушки.

Серафина Мартин в солнечных очках и с элегантным шарфом на шее вошла в офис своего сына. Наблюдая сквозь стеклянную стену своего кабинета, как она, улыбаясь, приветствует его сотрудников, Макс сам едва сдержал улыбку.

В конце своего пребывания в Венеции он все-таки пришел к своей матери и выслушал ее версию истории. Ему сразу стало легче, и он поделился с ней тем, что держал в себе. Сказал, что жалеет о том, что принимал ее в штыки все эти годы, что ему следовало поддерживать обоих родителей, а не отгораживаться от нее, словно она была врагом. Он даже пригласил ее к себе в Лондон. Она посмотрела его квартиру, но остановиться у него отказалась. Правда, согласилась, чтобы он оплатил ее проживание в фешенебельном отеле на Парк-Лейн.