Арденнская операция. Последняя авантюра Гитлера - Энтони Бивор

27 октября на совещании в штабе Моделя под Крефельдом планы обсуждали командующие армиями: оберстгруппенфюрер СС Зепп Дитрих из 6-й танковой армии, Мантойфель из 5-й танковой армии и Бранденбергер из 7-й армии. Модель, признав, что не сможет получить одобренную ОКВ версию «малого решения» без поддержки свыше, согласился с планом Рундштедта. Однако даже неоднократные попытки Йодля склонить фюрера к «малому решению» оказались безуспешными {242}. Гитлер упрямо игнорировал предупреждение о необходимости гораздо большего количества войск – и не только чтобы дойти до Антверпена, но и для обеспечения коридора для защиты от контратак союзников.

Йодль предупредил Рундштедта, что фюрер непоколебим, и главнокомандующий Западным фронтом изложил свои взгляды в письменном виде. Он явно не выдержал бы очередной встречи с Гитлером, приходящим в ярость при одной только мысли о том, что кто-то из его генералов может с ним не согласиться. Модель, изменив тактику, предложил «малое решение», а затем – успешное продвижение на север к Антверпену, но и эта идея была решительно отвергнута. Гитлер считал, что американские войска у Ахена слишком сильны и единственный способ их ослабить – обойти их через Маас, а затем отрезать от базы снабжения.

Генерал-оберст Гейнц Гудериан снова протестовал против концентрации всех возможных сил немецкой армии на Западном фронте. Он знал, что на востоке Красная армия готовится нанести следующий удар, как только земля промерзнет достаточно для того, чтобы ее танковые армии могли двинуться вперед через Вислу. «В нашем нынешнем положении, – объяснил ему Йодль 1 ноября, – мы не можем избежать необходимости поставить все на одну карту» {243}. В Арденнском наступлении предстояло участвовать и сыну Гудериана – в качестве начальника оперативного отдела штаба 116-й танковой дивизии.

Полевые командиры знали: главной проблемой будет топливо, несмотря на все заверения, что все необходимое они получат. 23 ноября на важном совещании в Берлине они подняли этот вопрос. Дитрих жаловался, что нет и намека на обещанные поставки. Генерал Вальтер Буле из ОКВ попытался доказать, что все доставлено, показывал какие-то бумаги, но большая часть топлива все еще находилась к востоку от Рейна, застряв там из-за бомбардировок союзников. Мантойфель, зная, как влияют на расход бензина грязь и сложный рельеф, запросил топлива на 500 километров, но его армия получила только на 150. Кейтель накопил 17,4 млн литров, но позже Йодль признал, что тот хотел немного придержать, «из принципа, иначе командиры тратили бы его слишком расточительно» {244}.

Все надежды следовать первоначальному плану Гитлера оказались нереальными. Даже начало декабря выглядело все более неопределенным. Переброска топлива, боеприпасов и самих дивизий задерживалась, отчасти из-за бомбардировок транспортной сети союзниками, а отчасти из-за ранее возникших трудностей с выводом подразделений и их подготовкой. Вряд ли хоть одна танковая дивизия могла найти топливо и время для обучения начинающих механиков-водителей. Немецким войскам на Западном фронте предоставили приоритет в замене танков, штурмовых орудий и артиллерии. Львиную долю нового снаряжения и лучших рекрутов получили эсэсовцы, но даже к ним, как правило, переводили в основном солдат люфтваффе и кригсмарине. Это бесстыдное предпочтение СС, поддержанных Гитлером, оправдывалось тем, что 6-й танковой армии предстояло играть главную роль в прорыве, но позже Йодль признал, что танковые дивизии 5-й танковой армии Мантойфеля действовали эффективнее. «В войну явно вмешалась политика» {245}, – сказал он.

2 декабря Модель приехал в Берлин. С ним были Мантойфель и Зепп Дитрих, верный командир охраны Гитлера со времен уличных схваток, в которых бились нацисты. Оба поддерживали «малое решение». Гитлер настаивал на том, чтобы план наступления на Антверпен оставался без изменений. Все приготовления требовалось делать на его основе. Рундштедт на совещании не присутствовал. Вместо себя он послал Вестфаля, своего начальника штаба, но тот практически ничего не сказал. Позже, в беседе с Йодлем Гитлер «выразил свое удивление по поводу такого поведения» {246}. Но Рундштедт ясно показывал, что думает обо всей затее, которую не контролировал. Окончательные приказы подписал фюрер с грифом «Изменению не подлежит». Рундштедту и Моделю ясно указали, что их задача – просто передать приказы ОКВ «командирам своих подразделений» {247}.

Модель, похоже, стал фаталистом. Он был уверен, что это «последняя ставка» {248} и у него нет иного выбора, кроме как в нее сыграть. Позже Мантойфель сказал, что именно 2 декабря, на этом совещании, он для себя решил, что его «конечной целью будет Маас», а не Брюссель, как настаивал Гитлер {249}. Он знал, что «способность союзников реагировать будет главным фактором».

Мантойфель, крепкий маленький кавалерист, служил в гусарских войсках в годы Первой мировой войны. В дни революционных потрясений, последовавших за перемирием, он стал адъютантом фрайкора[19] фон Овена, который принимал участие в подавлении восстания спартаковцев в Берлине и Баварской советской республики в Мюнхене. Во время Второй мировой он быстро проявил себя на Восточном фронте как выдающийся командир, сначала с 7-й танковой дивизией, а затем с дивизией моторизованной пехоты «Великая Германия». «Внезапность, когда ее удается обеспечить, – объяснил он, – является решающей частью успеха танковой формации. Слабость, мягкость и все тому подобное необходимо сурово подавлять среди солдат всех рангов» {250}.

Гитлер был одержим секретностью. Любые войска нельзя было ни о чем информировать вплоть до вечера перед наступлением. Даже командиры полков ничего не знали за два дня до начала атаки. Артиллерию нигде не регистрировали заранее. Несмотря на просьбы командующих армиями, ОКВ по указанию Гитлера отказало в разрешении инструктировать кого-либо, кроме командиров корпуса, их главных офицеров-артиллеристов и одного офицера штаба. Командирам артиллерийского корпуса пришлось самим разведать все позиции орудий. Неудивительно, что многие офицеры вскоре пришли к выводу, что готовится крупное наступление: уже одни артиллерийские дислокации указывали на то, что развертывание проводилось не для обороны.