Арденнская операция. Последняя авантюра Гитлера - Энтони Бивор

4-я пехотная дивизия постепенно адаптировалась к лесным боям. Каждую роту разделили на две штурмовые группы и две группы поддержки. Штурмовые группы несли только личное оружие и гранаты. Группы поддержки шли позади, в пределах видимости, у них были минометы и пулеметы. Разведчики и штурмовая группа должны были держать «направление по компасу»: в лесу было легко потерять ориентацию. По мере продвижения бойцы из группы поддержки разматывали сигнальный провод для связи, а также, как Гензель и Гретель, направляли связных, подносчиков патронов и санитаров-носильщиков.

Американские дивизии в лесу вскоре обнаружили, что тропинки, просеки и трелевочные волоки нужно воспринимать не как границы, а использовать в качестве центральных линий. Продвигаться нужно было по обе стороны от дорог, а по ним самим – никогда: они были заминированы и немцы наводили на них орудия, составляя схемы артогня, и прицельно били из минометов по каждой тропе. Часть 1-й пехотной дивизии узнала об этом, заплатив слишком дорого; и теперь, чтобы спасти жизни людей, дивизия шла в наступление через лес и устраивала командные пункты подальше от тропинок, пусть это и отнимало массу времени.

В середине ноября сильно похолодало, а многие измученные бойцы уже давно выбросили свои тяжелые, пропитанные влагой и грязью шерстяные шинели. «Весь лес укрыл густой снег, по локоть, а то и больше, – писал Кауч из 1-й пехотной дивизии. – Однажды мы проходили передовой участок, где раньше атаковала другая рота. Я увидел шестерых солдат: они стояли в ряд, наклонившись вперед и уткнув винтовки глубоко в снег, – казалось, будто в атаке. Но потом я заметил, что они вообще не шевелятся, и сказал товарищу: “Смотри, закоченели все. Похоже, их подстрелили”. Ради предосторожности я набил в левый нагрудный карман немецких монет: решил, может, остановят пулю или осколок, летящий в сердце. Но я знал, что это глупо» {209}.

Южнее генерал Паттон продолжал давить на своих командиров, требуя идти в наступление. В субботу 11 ноября в дневнике бойца 12-й группы армий появилась шутливая запись: «День перемирия[17] и день рождения Джорджи Паттона. Они несовместимы» {210}. Ровно через неделю 3-я армия Паттона наконец окружила Мец, и через четыре дня сопротивление в городе-крепости прекратилось. Одержимость Паттона захватом Меца привела к тяжким потерям среди его собственных войск. Высокомерие и нетерпение генерала после молниеносных летних побед во многом стали причиной столь многочисленных жертв. Нескончаемый дождь, вызвавший разлив Мозеля по всей его пойме, превратил переход к югу от Меца в ужасный кошмар. Паттон рассказал Брэдли, как бойцы одной из его инженерных рот в бессильной злобе два дня тяжко трудились, чтобы соединить понтонный мост через бурную реку. Одна из первых машин, «самоходка», зацепилась за трос, тот оборвался, мост разошелся, и его потащило по течению. «Вся эта чертова рота села в грязь, – рассказывал Паттон, – они рыдали, как дети» {211}.

На юге атака 7-й армии США на Савернский разрыв[18] в середине ноября позволила французской 2-й бронетанковой дивизии прорваться в Страсбург и с грохотом домчаться в Кель, прямо до моста через Рейн. А на правом фланге 6-й группы армий 1-я армия генерала де Латра освободила Бельфор, Альткирх и Мюлуз и продвинулась к югу от Кольмара, где ей предстояло остановиться, столкнувшись с немецким сопротивлением в Кольмарском «котле».

Защита Страсбурга была бесславным эпизодом в истории немецкой армии. Прежде чем уйти, эсэсовцы разграбили город. По словам одного генерала, защищавшего Страсбург, солдаты, которым приказывали «сражаться до последнего патрона» {212}, как правило, перед боем выбрасывали большую часть этих патронов, чтобы со спокойной совестью сказать, что те закончились, и сдаться. Генерал-майор Фатерродт, командующий вермахтом, с презрением отзывался о поступках старших офицеров и чиновников – членов нацистской партии. «Я удивлен, что Гиммлер никого не повесил в Страсбурге, – сказал он собратьям-офицерам после того, как его схватили. – Все удрали: руководитель окружной организации партии, руководитель местной партийной организации, городские власти, мэр и заместитель мэра; все драпали так, что пятки сверкали; все сбежали, все правительство… Когда рано утром стало чуть оживленнее, они переплыли Рейн» {213}. Видели, как главный судья Страсбурга бежал с рюкзаком к реке. К нему Фатерродт проявил больше сочувствия: «Он решил верно. Ему пришлось подписать так много смертных приговоров и дисциплинарных наказаний, что это было поистине жутко». Судья был местным, эльзасцем, и его бы первым судили или линчевали.

Многие немецкие офицеры объявлялись в компании подруг-француженок и заявляли: «Я потерял подразделение» {214}. «Все они были дезертирами!» – взорвался Фатерродт. Сильнее всех впечатлил генерал-лейтенант Шрайбер, который прибыл в кабинет Фатерродта и сказал: «Мой личный состав там, внизу». Фатерродт выглянул в окно. «Там стоял десяток замечательных новеньких автомобилей с девицами, обслугой, холеными чиновниками и обилием багажа, в основном еды и всяких красивых вещичек». Шрайбер заявил, что намеревался переплыть Рейн: «Так я хоть сейчас буду в безопасности».

Когда 2-я бронетанковая дивизия генерала Леклерка освободила Страсбург, Франция возликовала, а для самого Леклерка это был кульминационный момент: он сдержал обещание, данное в Северной Африке, в Куфре, что триколор вновь будет развеваться над Страсбургским собором. Для французов освобождение Страсбурга и Эльзаса, захваченных немцами в 1871 и 1940 годах, знаменовало конец войны во Франции. Старшие офицеры американской армии любили Леклерка и восхищались им, чего нельзя сказать о переменчивом и вспыльчивом генерале де Латре де Тассиньи, который считал своим долгом постоянно жаловаться на отсутствие достаточного количества униформы и вооружения в его 1-й французской армии, стоявшей на крайнем южном фланге. Честно говоря, он столкнулся с огромными проблемами, включив в свою армию примерно 137 тысяч бойцов французского Сопротивления, неподготовленных и недисциплинированных. Де Голль хотел приступить к выводу колониальных подразделений, чтобы 1-я армия выглядела истинно «французской», тем более что солдаты из Северной Африки и Сенегала ужасно пострадали в холодных Вогезах. Под сильным снегопадом 1-я армия де Латра наконец прорвалась к Рейну через Бельфорский проход чуть выше швейцарской границы.