Демон и Бродяга - Виталий Сертаков

– Меня боишься? – Он скинул одежду, привычно повесил в изголовье патронташ с клинками, в последний раз попытался прислушаться к звукам за стеной.

Кажется, там было все спокойно, Лука постукивал прикладом, как договорились, позвякивала сбруя, кашлял на своей половине бессонный старец. А большего Артур не успел услышать, не сумел заглянуть дальше, потому что ее медовый аромат настойчиво лез в ноздри, кажется, склеивал не только обонятельные центры, но весь мозг склеивал, превращая его в сплошной комок желания, в первобытного самца, которому уже наплевать, далеко ли опасность и доведется ли встретить рассвет…

Не в силах больше противиться подкатившей волне безумия, откинул перину, взял в рот большой палец ее влажной, еще розовой ножки. Он сосал этот палец, постанывая, вбирая его в рот очень глубоко, прихватывал его зубами, чувствуя, как девушка начинает потихоньку дрожать.

Все сильнее и сильнее… Кажется, она слабо отбивалась и пыталась прикрыть межножье ладошками и снова бормотала что-то о слишком ярком свете, но Артур слушал не ее голос, а ее нутряной, нарастающий рык, дрожание ее мышц, усиливающееся с каждой минутой, превратившееся уже в счастливые конвульсии…

– Сладенький, сладенький мой, да, да, иди же…

Потом он выпустил ее палец изо рта, к пальцу с губ потянулась нитка слюны… Ее голова моталась из стороны в сторону, Коваль жадно разглядывал капли влаги на ее ключицах и ряд белых блестящих зубок в ее открытом рту.

– Прошу тебя, сладенький…

Он сдержался, поражаясь тому, насколько много резервов сохранил его потрепанный организм. Кажется, за последние несколько лет не случалось ничего подобного, а жена – не в счет, жена – это родное, это вечное, но, боже мой, неужели влюбляюсь в эту простушку, в эту… в эту…

Он перебирал губами все ее пальчики на ногах, затем положил ладонь ей между ног, и ладонь моментально намокла. Варвара с таким напором рванулась всем телом навстречу его руке, что Коваль едва не слетел с широкой постели. Он все еще медлил, распахнув ее целиком, ощупывал взглядом, шарил руками по ее мощному, мускулистому телу, по нелепым кудрявым волосикам под мышками, а она обоими локтями закрыла пылающее лицо, выставив грудь…

Он рывком передвинулся выше и улегся так, что его язык смог свободно ходить между ее губок. Он упал боком, щекой на колючую простыню, едва удерживая ее обезумевшие бедра в руках…

Кажется, она стонала, вначале тихо, стесняясь себя, затем громче, во весь голос, колотясь в медовых спазмах…

Язык очень быстро устал, пришлось запускать свои губы внутрь ее губ, чтобы проникнуть максимально глубоко… Где-то краешком рта он чувствовал ее вставший клитор, иногда доставал язык из сладкого пекла, чтобы присосаться к нему. Артур неожиданно вспомнил, что у него действительно длинный язык, внутри он ухитрялся вращать им и немножко загибать кончик.

Другим краешком сознания, тем краешком, который оставался настороже и пытался играть роль критика, Коваль сознавал, что совершает очередную глупость, пытаясь понравиться этой девчонке в постели. Она и так ловила с ним алмазы и вовсе не нуждалась в доказательствах его мужественности и изощренной постельной ловкости, но он ничего не мог с собой поделать и вел себя как пятнадцатилетний сопляк, а не как хозяин страны, потому что…

Потому что, кажется, он бесповоротно втюрился.

Бес в ребро, вот как это называется!

Варвара рычала и беспрерывно пыталась вырваться и тут же с яростью прижимала его голову, впивалась ногтями в загривок, в плечи, ненасытно требуя все новых ласк, которых никогда до этого не получала.

…Артур протягивал руку вверх, она жадно набрасывалась ртом на его пальцы. Но ему всего лишь нужна была слюна… чтобы смоченным пальцем войти в нее сзади… Теперь его уставший язык где-то внутри ее жаркого мироздания, через тонкую перегородку встречался с его же пальцами…

Она кричала…

Он ожидал большего? Нет, он и помыслить не смел. Он вел себя деликатно и нежно? Да, первые две минуты, после время исчезло. Она играла и подыгрывала? Нет, она успела шепнуть – когда я трахаюсь, становлюсь животным, самой страшно. Он опасался неудачи? Да, пока не коснулся ее губами. Подушки летели вниз, на расстеленные домотканные ковры, и квас из покатившейся фляги пузырился на половиках.

Он стонал под вспухшими ее губами, под бешеным скольжением языка, в сплетении ее пышных горячих мускулов. Распластав его запястья, оседлав грудь, извиваясь, сползала ниже, бороздя ногтями плечи, успевая пробежать ртом каждый сантиметр запрокинутого горла, ключицы, сосков. Выдергивая волосы, одной пятерней проходила сверху вниз по лицу, почти насильно запуская пальцы глубоко в рот, второй исступленно мяла его ягодицы, сама терлась, обвив бедрами колено, потом принималась вздрагивать все чаще, бросалась сверху, обмякнув…

Терзала бесконечно, чередуя боль с наслаждением невозможным, так что он не успевал изумляться незнанию собственного тела… Наконец, напрягая и его, и себя, предельно откинувшись назад, пропустила его внутрь, не давая малейшей инициативы, рвалась пополам…

На самой почти вершине, среди всхлипов бессвязных, Коваля ждало очередное приятное потрясение. Варвара материлась… Отчетливо, вкусно подбирая слова.

Какое-то время, уткнувшись носом в щель между подушками, Артур восстанавливал зрение и слух. Вот собака залаяла, вот прошелся по двору Лука, подволакивая правую ногу, вот ночная птица вспорхнула на ветку…

Он подвигал руками, нащупывая ее плечо, следовало после любви девушку приласкать, сказать, какая она прелестная, и все такое… Следовало, но сил не осталось.

– Хорошо было, да? – рассмеялась она осипшим голосом.

– Хорошо… – вздохнул Артур. – Ты… ты всегда так ругаешься?

– А чо, тебе не нравится? Я и не помню, что говорила.

– Да ладно…

Он попытался представить матерящейся Надю ван Гог и не сумел. По мере возвращения сознания в мозг вползла иная мысль.

– У тебя в Чите есть парень?

Она глотнула кваса из горлышка, пристроилась рядом, обвила его поперек живота.

– То есть, то нет. Он в тайге… караваны китайские грабит.

Чуть ли не с гордостью сообщила.

– Тебе что, нравятся… такие?

– Ага. Мне удальцы нравятся.

– Так Бялко тоже караваны грабили.

– Не, те наших грабили, опарыши!

– Ну а я, не удалец?

Она пожала плечами.

– Ты, это… Не принижайся уж больно.

Коваль рассмеялся.

– Он дурной, Саня, – продолжила Варвара. – Под сорок, а дурной. Знаешь, какой крутой? Его все боятся. Если я что не так, ну, загуляю с кем, побить может.

– Кого побить?

– Ясное дело, меня.