Демон и Бродяга - Виталий Сертаков

Коваль растерялся.

– Ты же вроде – атаманша.

– Ну что с того? Все же знают, что он мой мужик.

– А ты от него гуляешь и не боишься?

– Ну, боюсь немного. Не убьет же, все равно любит, товара как навезет – девать некуда…

– Так ты с ним… за деньги?..

– Да не, у нас денег-то нету… Просто нравится. Никого не слушает, как скажет, так и будет.

– А ты спала с кем-нибудь за… за что-нибудь? – осмелел Коваль.

– Было дело по молодости, – она усмехнулась, вспоминая. – Интересно было, как оно. Взяла и пошла с ними. Ничего, потом дружить стали, хорошие. Двоих потом буряты убили.

– С ними? Их что, несколько человек?

– Ну, там, трое… Одного-то я знала, с нашего городка. Тоже сейчас в тайге… неизвестно, вернется ли.

– И как тебе трое?

– А здорово. Вот такой струмент у одного был! – Она показала от локтя. – Ну, прикинь, мне так понравилось…

– А с женщиной… ты была?

– Ой, я, наверное, уже все прошла. Хотя мать чуть волосы все не повыдергала, ха-ха… Все нужно спытать, аль я не права?

– Ммм, – сказал Артур. Он хотел бы ее возненавидеть, или презирать, или найти нечто глобоко неприятное и раздуть это неприятное до размеров вселенной, но пока ничего не получалось.

Чем дольше он старался ее принизить, тем отчетливей понимал, что легко не отделается. Как это происходило десятки раз до этого. И не потому, что Варвара непременно увяжется за ним в Питер, а потому что он уже оставил ей кусочек себя…

– Мы с девчонками к Тарасихе в баню ходим, у нее – отличная баня, между прочим, – она своим шепотом щекотала ему ключицу. – Еще до Большой смерти строили. В городе есть, там второй этаж, прикинь, на крышу выходит. Ну, будто такая, как сказать…

– Терраса, – подсказал Артур.

– Ну да, с навесом. Можно напариться, выйти, кваску попить, все дела. Здорово, тебе сверху видно, а тебя снизу нет, прикинь?

– Здорово.

– Ну, напарились мы как-то, девчонки ушли, а мне попить захотелось. Стою себе, болтаем со старухой-банщицей, вдруг гляжу – на меня какая-то девка пялится так, не отрываясь. Ну, смотрит и смотрит, ладно, не жалко. Она потом подходит, то-се, познакомились, двадцать семь лет ей, красавица. Хмелем меня угостила, поехали, говорит, ко мне. Я думаю – чо не поехать, поехали, ага. А эта, Наташа ее зовут, мы потом подружились, встречались часто, я у нее как-то неделю жила, когда батя в запой ударился…

– Лучше, чем с мужчиной?

– По-другому… – Она перевернулась на живот. – Не знаю, Наташка заместо сестры мне была, ласковая очень. Зацелует, заласкает всю, аж мурашки по телу. Цветы мне дарила, ну, как пацан, даже неудобно…

– Поссорились?

– Не, мы не ссорились… она взамуж пошла.

– Вот как, – не слишком содержательно отреагировал Коваль.

– Артур… – Она водила ему пальцем вокруг пупка. – Артур, ты ведь не улетишь без меня?

– Кто тебе сказал, что я улечу? – Он изобразил удивление. – Мы будем искать дацан, там мои друзья…

– Тулеева сказала, – перебила Варвара. – Она мне еще раньше гадала, несколько раз. И велела, чтобы я не зарилась, иначе конец.

– На меня чтоб не зарилась? – рассмеялся Артур. – Кому конец?

– Мне конец, – Варвара протянула руку и прихлопнула две последние свечи. – Тулеева нагадала, что не жить мне, коль за тобой поеду.

– Так чего ж ты поехала, если веришь ей?

– Потому и поехала, что верю. Тулеева сказала – если не поеду, тебя убьют…

Президент задумался, но по достоинству оценить благородный порыв девушки не успел. В дверь заскреблись.

– Господин Кузнец, хозяин приглашает вас вниз. Скоро полночь.

В подвале собрались перед той же широкой, обитой железом дверью. Артур уже давно сообразил, что резиденция Повара Хо когда-то являлась придорожным мотелем, а в подвалах располагались просторный гараж для постояльцев и автомастерская. Там, где хозяин разместил свое загадочное зеркало, раньше стояли подъемники, а по стенам ютились верстаки с тисками, сверлильными станками и прочей слесарной утварью.

Китоврасу не стало лучше, но самые страшные раны на боку и на животе почти затянулись. На подстеленные шкуры и на ошкуренный дощатый пол натекла небольшая лужица крови: это была очень странная, голубоватая кровь, она упорно не желала сворачиваться, а превратилась словно бы в озерко жидкого металла и ярко отражала дрожащий свет ламп. Прислужники внесли четыре лампы на треножниках и бесшумно удалились.

– Со мной останется только Белый царь, ведь это он услысала амулет, – сказал Повар Хо. Для ночного представления он переоделся в черное, на макушку натянул черную вязаную шапочку и даже лицо натер углем. – Белый царь пусть наденет черный плащ и тозе натерет лисо. Мы долзны сделать все возмозное, стобы не отразиться в зеркале.

Бродяга, Варвара и слуги послушно покинули помещение. Артур накинул не слишком чистый плащ, скроенный, скорее всего, из бархатного занавеса ближайшего драмтеатра, и внимательно оглядел мастерскую. Пахло сыростью, мышами и звериным потом. Лампы чадили, дым свивался кольцами, вентиляционные трубы тихо пели, подпевая ночным таежным ветрам. Китоврас тяжело всхрапывал, напрягал ноги, связанные веревками, выпускал и втягивал когти.

Коваль ждал чего-то необычного, но Повар Хо, похоже, не собирался играть в грозного чародея. Он попросил не двигаться и не стараться заглянуть в зеркало, замурлыкал какую-то песенку, раскурил трубку и вообще стал похож на доброго дядюшку. Если бы не боевая угольная раскраска и костюм ниндзя, вполне можно было представить ночные бдения двух бывших послушников как мирную беседу двух давних друзей.

– Вы, лусские, слиском сентиментальная, – ни с того ни с сего заявил Повар Хо, развязывая узлы по краям полотнища, скрывающего зеркало.

– Надо же, тебе известно такое сложное слово, – рассмеялся Коваль. Он уже не ждал, что хозяин постоялого двора ответит вразумительно, но на сей раз просчитался.

– Мне известно много слов, я рос в семье палтийного лаботника. Казется, так это раньше называлось, – Повар Хо развязал второй узел, из-под полотнища показался краешек громадной дубовой рамы. – Сентиментальность – холосая касество для певца и музыканта, но она способна погубить народ воинов. Вас тоснит, если приходится скусать животное, к которому вы привязались вот тут… – Повар Хо постучал себя в области сердца. – Вы пласете, если надо сварить супчик из васей любимой птички. А сто такое птичка? Сто такое коска или змея? Это мясо, и нисего более. Народ воинов, которые позалеют своих лошадей и собак, когда наступит время голодать, погибнет. Мы не такие, Белый царь…