Когда деревья молчат - Джесс Лури

Я не видела её лица, но я знала, что она улыбалась.

– Что он спросил?

– Какой твой любимый цвет.

По дерганью веревки я поняла, что она обмотала и свою коленку. Дурашка залез под мою простыню, и я его оттолкнула.

– Как думаешь, на него напал Растлитель Честер, как на Краба? – спросила Сефи.

Унижение и страх, которые я испытала, когда Краб загнал меня в угол в оркестровой, вернулись, обернувшись вокруг моих ребер, как слишком тугая веревка.

– Я думаю, что папа может знать. Мне кажется, он уже говорил об этом с сержантом Бауэром. Не хочешь помочь мне потом порыться в его вещах?

– А что мы будем искать?

Я пожала плечами под простыней.

– Не знаю. – Я вспомнила слова мамы о том, что напавший на Краба был в маске. – Улики, наверное. Например, может, Бауэр дал папе копию полицейского отчета и там написаны имена пострадавших мальчиков и что с ними случилось?

Мы какое-то время молчали.

– Ты правда думаешь, что я нравлюсь Уэйну? – тихо спросила она.

– А чему тут не нравиться? – Я стряхнула с себя тревогу и шагнула вперёд, проверяя узел. Сефи скользнула со мной безо всяких слов. – Только кроме храпа. И воняешь ты, как ослиха. Но в остальном…

– Я не храплю.

Теперь мы почти бежали, держа руки перед собой, и мою кожу покалывало от предвкушения столкновения. Кошеная лужайка уступила место густой траве и хрустящим палочкам на опушке леса. Мы направились в лес, запах тайн и гниющих листьев становился все сильнее, вместе с тем как воздух – прохладнее.

– И к тому же, ты пахнешь, как сестра ослихи, – закончила Сефи.

Я засмеялась, и она тоже.

– Дерево! – предупредила я, когда моя рука встретилась с прочным стволом. Мы обе двинулись вправо, слегка ударяясь друг об друга.

– Ещё одно дерево! – захихикала Сефи и споткнулась.

Я поймала её за руку до того, как она упала.

– Эй, Сефи. Мне кажется, мама с папой нормально воспримут, что ты хочешь быть парикмахершей. ― Конечно, это не так. Но мне было хорошо, и я хотела поделиться этим чувством.

– Ты так думаешь?

– Определённо. – Мы молча хрустели нескольких минут. Когда под нами появилась узкая прогалина, мы обе упали в неё. Мой локоть задел что-то острое, когда я рухнула на землю.

– Ай!

– А где мы? – спросила Сефи рядом со мной. По правилам мы не могли смотреть, не могли снять простыни, пока не потеряемся окончательно. Но её голос был слишком тонким.

– Не знаю. Ты в порядке?

Порыв ветра дал мне понять, что она снимает простыню, что было явно против правил.

– Сефи!

– У меня идёт кровь.

Я ахнула и сбросила повязку, а затем и простыню. Мы были так глубоко в лесу, что игра света и тени в деревьях делала все вокруг похожим на подводный мир. Мы с Сефи лежали бок о бок в мокрой дубовой роще, которую никогда раньше не видели. Здесь пахло глиной, гнилью и медью. На коленке Сефи была тонкая кровоточащая полоска. По её щекам текли слезы.

– Что случилось? – спросила я её.

Она указала мимо наших простыней, которые были слишком белыми на фоне заплесневелой лесной подстилки, на кости почти такого же цвета, торчащие из земли.

Я закричала.

Мой папа кого-то убил.

Эта мысль пришла ко мне, как на блюдечке, просто так, приземлившись в животе, а не в голове, как большинство мыслей. Но когда я попыталась ухватиться за неё, рассмотреть поближе, она ускользнула в сторону. Конечно, мой папа не был убийцей. К тому времени, когда он услышал рыдания Сефи и мои вопли и нашёл нас в той заплесневелой дубовой роще, я уже отмела эту мысль и сочла возмутительной.

Когда папа сказал мне, что это скелет принадлежит стервятнику – смотри, здесь даже видны некоторые перья на крыльях – а не маленькому ребенку, я почти забыла, что я так подумала.

Почти.

Папа отнёс Сефи в дом, где мама вымыла и перевязала её проколотое колено. В середине процесса зазвонил телефон. Удивительно, но папа взял трубку. Наверное, он ждал звонка, потому что обычно он терпеть не мог разговаривать по телефону. Папа утверждал, что правительство всегда слушает и что всё надо говорить лично. Когда он вернулся через несколько минут, то сжимал челюсть.

– Новым соседям нужна няня на сегодняшний вечер, – сказал он.

– Ура! – пискнула Сефи.

– Нет, – ответил он с раздражением в голосе. – Им не нужна хромая няня. Кэсси, я им сказал, что ты согласна. Они уже едут, так что иди прими душ.

* * *

Я работала няней только у одной семьи.

Зимой я взяла на себя одну из заброшенных Персефоной работ няни, семью Миллеров. Там четверо светловолосых мальчиков, и их нельзя было различить, если не считать роста: Джон, Кайл, Кевин и Джуниор. Самому старшему было пять, и когда они сидели друг за другом, их мама уже не могла смеяться ещё сильнее, иначе бы просто описалась. (Она сказала мне об этом во время неловкой поездки домой.) Поскольку я не могла их различить, я называла сразу все их имена, когда они не слушались, что бывало часто. ДжонКайлКевинДжуниор, не зажигай спичку. ДжонКайлКевинДжуниор, не держи клюшку для гольфа своего отца над головой брата. ДжонКайлКевинДжуниор, вынь руку из штанов.

Под конец изнурительного вечера я поняла, что монстры заснут только в том случае, если я разрешу им залезть на мягкий диван ржавого цвета и смотреть со мной телевизор. В такой поздний час и так далеко за городом шла только «Сумеречная зона»[13] (что казалось с моей стороны подлым трюком). Мальчики заснули ещё до того, как серия стала по-настоящему жуткой, и мне это не понравилось, потому что теперь боялась я. Можно было бы и переключить канал, но ДжонКайлКевинДжуниор отрубились у меня на коленях и стали похожими на слюнявых ангелов. И мне оставалось только закрыть глаза и заткнуть уши.

Я надеялась, что у Гомесов всё пойдет лучше.

– Твои родители очень хорошо следят за участком. – У мистера Гомеса был слабый акцент, а гласные звучали длиннее, чем у обычных уроженцев Миннесоты. Это и его чёрные волосы давали понять, что он из Мексики, но переехал давно.

Я улыбнулась и кивнула, забившись в самый дальний угол кабины пикапа. Мистер Гомес не сделал ничего плохого. Это просто была моя стандартная реакция на то, что я сижу в машине с незнакомцем.

– Спасибо, – ответила я.