Как быть стоиком. Античная философия и современная жизнь - Массимо Пильюччи

В конце концов вьетнамцы догадались о существовании подпольной организации в «Ханой-Хилтоне» и перевели Стокдейла и с десяток других военнопленных в одиночные камеры, где они провели от трех с половиной до четырех с лишним лет. После освобождения из плена один из товарищей Стокдейла, Хоуи Рутледж, поступил в магистратуру и начал работу над диссертацией о том, что с большей вероятностью может сломить дух человека — пытки или одиночное заключение. Чтобы собрать информацию для исследования, Рутледж разослал анкеты своим товарищам по несчастью и другим людям, побывавшим в плену. Результаты заставляют задуматься: люди, которые провели в одиночном заточении меньше двух лет, признались, что главные страдания им приносили пытки; а те, кто просидел в одиночных камерах больше двух лет, ответили, что изоляция была хуже любых пыток. Дело в том, что человек не может долго существовать в одиночестве и, изголодавшись по общению, готов пойти на все. Стокдейл интерпретировал открытие Рутледжа в свете учения Эпиктета, сделав вывод, что человека может сломить не физическая боль, а стыд. Эпиктет утверждал, что в суровых жизненных обстоятельствах его учение дает «неподверженность страстям, свободу, невозмутимость»[102], что в случае Джеймса Стокдейла оказалось абсолютно верным.

Здесь самое время задаться важным вопросом: действительно ли стоицизм наделил Стокдейла «иммунитетом» к пыткам и одиночному заключению или же стоицизм просто задал определенные рамки его героическому поведению, которое было обусловлено врожденными качествами его характера? В более философской формулировке этот вопрос звучит так: можно ли научиться добродетели или же люди рождаются с определенными задатками, но свою природу изменить не могут? Этот вопрос волновал не только древних греков, но и современных ученых, специалистов по биологии и психологии развития[103]. Они собрали огромное количество эмпирических данных в этой области.

В диалоге Платона «Менон» этот самый Менон спрашивает у Сократа: «Что ты скажешь мне, Сократ[104]: можно ли научиться добродетели? Или ей нельзя научиться и можно лишь достичь ее путем упражнения? А может быть, ее не дает ни обучение, ни упражнение и достается она человеку от природы либо еще как-нибудь?» После длительных рассуждений Сократ приходит к выводу, что «добродетели» (личностному совершенству) теоретически можно научиться. Однако учителей, способных преподать этот предмет, не существует, так что на практике это невозможно. Отсюда философ делает вывод: люди, вероятно, получают склонность к добродетели в виде врожденного качества — как дар, талант. Однако у Аристотеля совершенно иной ответ на этот вопрос. Он проводил различие между этическими (нравственными) и интеллектуальными добродетелями: первые «вырастают» из естественной предрасположенности и воспитания привычек в период становления личности, а последние создаются благодаря размышлениям зрелого ума. Из этого следует, что существует три источника добродетели: естественная предрасположенность, привычки (особенно приобретаемые в раннем возрасте) и разум (эта категория добродетелей воспитывается благодаря работе ума, поэтому ей можно научиться).

Такая «смешанная» модель приобретения добродетелей отлично вписывается в стоическую философию и подтверждается современными исследованиями в области когнитивной психологии. Стоики, как мы видели, придерживались модели развития нравственности (этики) и считали, что каждый человек от рождения предрасположен заботиться не только о себе, но и о своих близких и других людях, с которыми он регулярно контактирует в начале жизни. По достижению сознательного возраста, то есть примерно в семь-восемь лет, следует начинать целенаправленное развитие у ребенка добродетелей двумя способами: путем воспитания привычек и (в чуть более позднем возрасте) путем философских размышлений.

Самой известной попыткой систематизировать становление нравственности в современной психологии считается теория шести стадий нравственного развития Лоуренса Кольберга. Она опирается на труды швейцарского психолога Жана Пиаже и на современные эмпирические данные. Шесть стадий, описанных Кольбергом, группируются в три уровня. Это доконвенциональный уровень, который начинается со стадии ориентации на послушание и наказание (как я могу избежать наказания?) и переходит в стадию наивной гедонической ориентации (какая здесь польза для меня?). Следующий уровень — конвенциональный, он начинается со стадии ориентации на ближнее окружение (модель «хорошего ребенка») и переходит в стадию поддержания установленного социального порядка и подчинения власти (мораль соответствует правилам и законам). Наконец, постконвенциональный уровень начинается со стадии, где мораль представляется продуктом социального контракта и переходит в стадию соблюдения универсальных этических принципов. Теорию Кольберга критиковали по многим причинам[105], в частности за чрезмерный акцент на рациональном принятии решений и на концепции справедливости как основе нравственного развития человека (в противоположность роли инстинктивных суждений и других этических добродетелей, например заботе «о ближнем»). Тем не менее эта модель убедительно подтверждается жизнью, несмотря на то что разные люди проходят обозначенные стадии и уровни с разной скоростью, а в разных культурах выделяются различные аспекты этой модели. Как бы там ни было, нам необязательно признавать современную теорию нравственно-психологического развития, чтобы согласиться с довольно простой идеей: наша нравственность развивается благодаря комбинации инстинктов, обучению и — для тех, кто к этому склонен, — размышлений. Эта идея согласуется с открытиями современных биологов: они изучают генно-средовое взаимодействие у широкого разнообразия живых организмов и раз за разом обнаруживают, что сложные характеристики, особенно поведенческие, почти всегда развиваются благодаря непрерывной обратной связи между генами и средой, то есть путем тесного переплетения природы и воспитания. И, разумеется, для человека важным аспектом его среды является культура[106], а также социальные взаимодействия с другими людьми. И это снова возвращает нас к стоицизму.

Такие образцы для подражания, как Джеймс Стокдейл, Паконий Агриппин, Гельвидий Приск и Малала Юсуфзай, доказывают, что стоицизм — это практическая философия, а не абстрактное теоретизирование. Безусловно, стоики формулировали и проповедовали этические принципы относительно правильного поведения и эвдемонической жизни. Но основное внимание они уделяли не словам людей, а их поступкам. Они считали, что найти достойные образцы для подражания и стараться подражать им — один из самых действенных способов воспитания собственной личности и добродетелей. Современная проблема состоит в том, что мы слишком часто выбираем такими образцами для подражания (особенно для подрастающего поколения) «неправильных» людей. Мы прославляем актеров, певцов, спортсменов и прочих звезд, способности которых в актерской игре, пении, спорте или генерировании тысяч «лайков» на Facebook или Twitter не имеют ничего общего с высокими моральными устоями.