Алтын-Толобас - Борис Акунин

И женщины, если есть характер и голова на плечах, себя вобиду сильно не дают. Полковник Либенау со смехом рассказывал, как княгиняКучкина от постылого и лютого мужа избавилась. Шепнула в царском тереме, будтокнязь знает заговор волшебный, как подагренную боль одолеть. А царь как разподагрой маялся, который день с замотанной ногой в кресле сидел, плакал отзлости. Мамки побежали к царице, шепнули. Та – к венценосному супругу: так,мол, и так, ведает князь Кучкин, как подагру заговорить и сам себя вылечивает,а от других таится. Вызвали мнимого целителя пред высокие очи. Он плачет,божится, будто ни о чем таком знать не знает. Поуговаривал его АлексейМихайлович, посулил большую награду, а когда князь не поддался, был ему явленмонарший гнев, во всем громоподобии. За колдовство, а еще больше за неподобноезлоупрямство били Кучкина кнутом и сослали в Соловецкий монастырь на вечноепокаяние. А княгиня нынче вдовой при живом муже, обывательствует в свое полноеудовольствие, целый хор из пригожих песельников завела.

Если жить коварством и подлостью, не держаться за честь, загордость, стелиться перед сильными и не жалеть слабых, то можно было отличноустроиться и в России. И многие из иноземцев устраивались. Как голландскиекупцы в Японии, которые топчут Христово распятие, чтоб получить от язычниковшелк и фарфор. А здесь, в Московии, иной ловкач перекрестится в византийскуюверу, и сразу все двери перед ним открыты: торгуй чем хочешь, покупай холопов,бери богатую невесту. Кто больше всего богатеет из европейских купцов? Недобросовестные торговцы, а кто вовремя дьяку взятку сунет да конкурентов передвластью очернит. А Корнелиус, жалкий простак, еще рассчитывал сделать здесьчестную коммерцию! Да разве с этими дикарями сговоришься.

С рыжими волосами для париков «Лаура» никак не задавалось. Урусских баб, видите ли, показывать волосы считается срамом. Они скорей всёостальное на обозрение выставят, чем свои лохмы. Поди разбери под платками дашапками, кто тут рыжий, а кто нет. Девки, правда, косы наружу выпускают, но умосковиток коса – девичья краса. Чем она длинней и толще, тем невеста большеценится, хоть бы даже вся рожа в прыщах. Косу девка ни за какие деньги непродаст. Оставались только гулящие, которые ходили по Москве простоволосыми.Этих-то полно, проходу от них нет, но рыжих попадалось куда меньше, чем в тойже Голландии. Пока Корнелиус добыл волосы нужного оттенка только у одной, вовсеспившейся, за штоф вина и полкопейки. После рассмотрел – они хною крашенные.

Однако пергаментную завертку с торговым образцом берег, невыбрасывал. В полку поговаривали, скоро будут на Север посылать, противстарообрядцев, что заперлись в своих лесных скитах, крестятся не по-правильномуи царских податей платить не желают. Там, на Вологодчине, будто бы рыжих много.Фон Дорн прикидывал, как будет брать трофеи. Под корень резать не станет, незверь, можно бабам и девкам вершка по четыре оставить. Ничего, через год новымиволосами обрастут.

А не пошлют в северные леса – не надо. Тогда вступит вдействие секретная Диспозиция.

* * *

– Новиков, шпынь ненадобный! Свинячий морда расшибу!

Фон Дорн бросился к Миньке Новикову из четвертого плутонга.С Минькой беда – подлый, жестокий, другие солдаты его боятся. Вчера, говорят,кошку поймал и с живой шкуру драл – визгу было на всю казарму. Следствия поэтому пакостному случаю Корнелиус еще не учинял. Если окажется правда послатьМиньку с запиской к полковому прохвосту, пускай всыплет извергу полета горячих,чтоб не мучил бессловесных тварей, не позорил солдатского звания. Вот и сейчас,разучивая боевой прием – как удар ножом отбивать Новиков нарочно вывернул рукущуплому Юшке Хрящеватому. Тот весь скривился от боли, а закричать боится.

Пришлось Миньку побить. Корнелиус поставил его стоять«смирно» и поваксил ему харю – несильно, чтоб переносицу не сломать и зубов невыбить, но все же до крови. Минька подвывал, руки держал по швам. Ничего,выродок, у прохвоста под розгами ты еще не так завоешь.

К розгам и оплеухам фон Дорн прибегал нечасто, только еслиуж такой солдат, что слов и увещеваний вовсе не понимает. Начальствующий надлюдьми должен уметь к каждому свой подход найти, иначе какой ты командир? Еслисолдат плох – значит, офицер виноват, не сумел выучить, не додумался, как ключподобрать. Но есть, конечно, и такие, как Новиков, кто отзывчив лишь на битье иругань.

Битье ладно, хорошо бы и вовсе без него, а вот ругань ввоенном ремесле – первейшее дело, без нее ни команду отдать, ни в атакуповести. Изучая русский язык, фон Дорн первым делом взялся за эту словеснуюнауку. В ругательстве, не в пример прочим умениям, московиты оказалисьизобретательны и тонки. Причина тому, по разумению Корнелиуса, опять была вчрезмерной строгости законов. За матерный лай власть карала сурово. По торжищами площадям ходили особые потайные люди из числа полицейских, по-русски –земских ярыжек, держали ухо востро. Как заслышат где недозволенную брань, ктопро кровосмесительное подло кричит, ярыжки такого сразу хватают и тащат нарасправу. Только эта мера плохо помогает – от нее ругаются еще витиеватей излее. Да и сами блюстители благонравия, когда ругателя за волосы в Земскойприказ волокут, так бранятся, что непривычные люди, из приезжих, обмирают и творяткрестное знамение.

Доскональное знание московского речевого похабства нужнобыло не только для воинской службы, но и для успеха Диспозиции. Поэтому лаятьсяКорнелиус выучился так убедительно, что бывалые кукуйцы только крякали, аСтешка иногда краснела, иногда смеялась. Погодите, грозился про себя фон Дорн,то ли еще будет. Так выучусь на вашем варварском наречии изъясняться, что никтопо разговору за немца не признает.

По правде сказать, и туземную любовницу поручик завел себенеспроста, с умыслом. На его бравые усы и сахарные, толченым порошком чищенныезубы заглядывались и служанка Лизхен из «Аиста», и вышивальщица Молли Дженкинс,а он предпочел Стешку. Почему? Кроме прочих уже упомянутых резонов еще ипотому, что половина времени при свиданиях уходила на учение: как называетсявот это, как сказать вот то, да как правильно выговорить «pastszchenok».

По вечерам, наскакивая в конюшне на мешок с соломой и тыча внего из разных позиций шпагой (эту экзерцицию необходимо проделывать ежедневно,чтобы не утратить гибкости членов и сноровки), фон Дорн воображал, что разитвесь сонм подлых московитов, и говорил своим врагам так.