Алтын-Толобас - Борис Акунин

– Первое. Я вовсе не считаю, что русские – нецивилизованнаянация. Русские таковы, какими они и должны быть, если учитывать условия, вкоторых они воспитываются и существуют. Здесь другой нравственный климат, сэрНиколас, более жестокий и суровый, чем наш. У нас человеку гораздо прощевырасти порядочным, законопослушным, толерантным и политически корректным.Велика ли заслуга быть порядочным, если тебе с детства гарантированы гамбургер,крыша над головой и защита прав личности? Быть цивилизованным человеком вРоссии куда как трудней – это уж цивилизованность настоящая, честнозаработанная, а не доставшаяся по наследству, как нам с вами. За сто или стопятьдесят лет сносной жизни на нашей британской шкуре нарос культурный слой,благопристойно прикрывший первобытную шерсть. Но не слишком обольщайтесь насчетевропейской цивилизованности. Культурный слой – если он достался без усилий, поодной только географической удачливости – держится до тех пор, пока не подуетсильный ветер. Поверьте мне, я всякое повидал на своем веку. При настоящейопасности так называемый цивилизованный человек в считанные секундывозвращается в первобытное состояние – чтобы выжить, царапается ногтями икусается не хуже любого русского.

Было видно, что Лоуренсу Пампкину наступили на больнуюмозоль. Советник побагровел, раздулся, изо рта вылетали капельки слюны. Такаягорячность поневоле вызывала уважение. К тому же Фандорин вспомнил, что писали газетыо катастрофе парома «Христиания»: о драке из-за спасательных жилетов, о том,как политкорректные британцы, шведы и датчане спихивали с плотиков тех, ктослабее.

Но экстремальная ситуация – это особый случай, хотелвозразить магистр. Человек не может ручаться, как он поведет себя перед лицомсмертельной опасности. Тут прорываются инстинкты, а цивилизованностьпроявляется в повседневном функционировании общества. Можно ли назвать русскихцивилизованной нацией, если они царапаются и кусаются каждый божий день, полюбому поводу и вовсе без повода?

Аргумент был весомый, но советник, оказывается, еще недоговорил.

– И второе. Ваша идея о премии не так плоха, если вам стольуж дорога эта бумажка. Суперинтендантов здесь нет, но на Петровке, 38расположен городской уголовный розыск, а у него есть начальник, полковникНехватайло. И я даже мог бы вас с ним свести. – Здесь Пампкин употребилграмматическую форму, именуемую в английской грамматике «нереальным залогом»,из чего следовало, что сводить Николаса с мистером Нехватайло он не собирается.При одном условии: если б на вас не шла охота. Послушайте, Фандорин, сейчас недо аристократических сантиментов. Бумажка, даже если ей триста лет – все равноне более чем бумажка. Вы толкуете о потомках, которые вас не простят. А если вызадержитесь в Москве, у вас не будет никаких потомков, вы не успеете имиобзавестись. Прервется ваш расчудесный род, некому станет кичиться фамильнымиреликвиями. Бегите отсюда, молодой человек, сваливайте, улепетывайте (дипломатпродолжил синонимический ряд еще более энергичными глаголами, заставившимимагистра поежиться). И чем скорее, тем лучше.

– Нет, – отчеканил Николас и почувствовал, что гордитсясобственным упрямством. Сонм Фандориных, к которым присоединились еще ибесчисленные фон Дорны, одобрительно закивал ему:

«Так держать, мальчик. Сначала честь, остальное потом».

– Тогда вот что. – Мистер Пампкин перешел на официальныйтон. – Вы британский подданный, которому угрожает явная и несомненнаяопасность. Согласно инструкции, в подобном случае я имею право даже вопрекивашей воле принять меры, которые обеспечат вашу безопасность. Тем более у васнет документов, и вашу личность еще требуется установить. Я задерживаю вас дозавтра на территории посольства, а утром вы отправитесь в Лондон. Можете потомжаловаться в инстанции на превышение власти.

Сразу было видно, что этот серьезный джентльмен слов наветер не бросает. Сейчас нажмет кнопку на столе, вызовет охрану – и всё,прощай, Москва, а вместе с ней и завещание Корнелиуса фон Дорна.

Фандорин вздохнул, потер лоб, виновато развел руками:

– Прошу простить мою истерику. Это нервы – слишком многое наменя сегодня свалилось. Конечно, сэр, вы правы. Оставаться в Москве глупо ибезответственно. Да и смысла нет. Объявить награду за возвращение документа яведь могу и из Лондона. Надеюсь, вы свяжете меня с нужными людьми?

Советник испытующе посмотрел магистру в ясные глаза и,кажется, поверил.

– Ну, то-то. Разумеется, свяжу. А со временем непременновыясню, кто – как здесь говорят – вас заказал. И тогда станет ясно, нужно ливам ехать в Гималаи… Ничего, – Мистер Пампкин ободряюще коснулся локтя молодогочеловека и произнес по-русски. – Перемелется, мука будет. А также утро вечерамудренее. Отдыхайте. Я скажу, чтобы вам принесли зубную щетку и свежее белье,дам какую-нибудь из своих рубашек. В воротнике будет велика, а манжеты, должнобыть, не достанут вам и до локтя, но все лучше, чем ваши лохмотья.

– Благодарю, вы очень добры, – растроганно улыбнулсяНиколас. – А где тут у вас туалет?

– По коридору третья дверь направо. Быть может, поужинаемвместе? У нас неплохой буфет.

– С удовольствием, – откликнулся Фандорин, уже открывшийдверь, и улыбнулся еще раз, теперь смущенно. – Только должен предупредить – уменя ни пенса.

– Ничего, не разорюсь, – проворчал советник.

Пожалуй, он все-таки не был формалистом и надутым чинушей,но это ничего не меняло.

Николас быстро пробежал коридором, спустился по лестнице ввестибюль и, вежливо попрощавшись с охранником, вышел во двор.

Еще полминуты, и ажурные ворота посольства остались позади.Очень довольный своим хитроумием, Фандорин захромал прочь, навстречу опасностями приключениям.

Ничего. Сначала честь, остальное потом.

* * *

Фантастический день подходил к концу. Стемнело, нанабережной горели фонари, а на противоположном берегу реки источал сказочноесияние подсвеченный Кремль. Это очень красиво, сказал себе Николас. Вероятно,один из красивейших видов на земле. И, чтобы не впадать в романтическоенастроение (что в данных обстоятельствах было бы некстати), мысленноприсовокупил: чем на иллюминацию тратиться, лучше бы зарплату архивистамвовремя платили.

Ковыляя в сторону Большого Каменного моста, пыталсясоставить план действий. Куда идти? В гостиницу? От одного воспоминания ономере, где на зеркале растопырилась паутина от пули, Николас содрогнулся.Только не туда! Там-то, скорее всего, и дожидается очкастый весельчак.