Кости сердца - Колин Гувер

вопросительно косится на меня. Ну уж нет, про это я рассказывать не буду.

– Он тебя к чему-то принуждал? – Самсон плотно стискивает зубы, как будто заранее очень зол за меня.

– Нет! – поспешно говорю я, чтобы он выбросил из головы эту мысль.

Однако, вспоминая теперь свою жизнь в Кентукки и время, проведенное с Дакотой, я начинаю смотреть на все со стороны – и оценивать иначе.

Дакота никогда ни к чему меня не принуждал. Но он точно не думал о моих чувствах. В тех отношениях мы были отнюдь не на равных, он мною пользовался.

Воспоминания будят во мне темные мысли. Темные чувства. Слезы начинают жечь глаза, я резко втягиваю воздух, пытаясь их отогнать, и Самсон это замечает. Он поворачивается и прислоняется спиной к перилам, чтобы лучше видеть мое лицо.

– Что с тобой случилось, Бейя?

Я смеюсь – как нелепо с моей стороны думать об этом именно сейчас! Ведь я прекрасно умею закрываться от непрошеных мыслей. Чувствую, как по щеке скатывается слеза. Быстро вытираю ее рукой.

– Так нечестно.

– Как?

– Почему мне хочется отвечать на все твои вопросы?

– Ты не обязана все рассказывать.

Я заглядываю ему в глаза.

– Но я хочу.

– Тогда расскажи, – мягко произносит он.

Я готова смотреть на что угодно, только не на него. Скольжу взглядом по крыше балкона, затем по полу, наконец перевожу его на океан за спиной Самсона.

– Его звали Дакота. Мне было пятнадцать. Я училась в предпоследнем классе, он в последнем. По нему сохли все девчонки школы. А все парни хотели быть как он. Я, как и остальные, тоже была немножко в него влюблена. Однажды вечером, после волейбольного матча, он увидел, как я иду домой одна, и предложил подвезти. Я отказалась: не хотела, чтобы он видел, где я живу, хотя все и так это знали. Но он меня уболтал, и я села к нему в машину.

Наконец мне удается вновь посмотреть на Самсона. Он опять стиснул зубы, как будто знает, чем закончится эта история. Но он ошибается.

Зачем я это рассказываю? Надеюсь в глубине души, что мой рассказ навсегда отобьет ему желание со мной связываться и он оставит меня в покое? Все-таки Самсон – очень мощный отвлекающий фактор.

Или же я втайне хочу услышать: ты не сделала ничего дурного?

– Он отвез меня домой, и следующие полчаса мы с ним просто болтали. Он сидел за рулем и молча слушал. Не осуждал. Мы поговорили о музыке, волейболе и о том, как ужасно быть сыном шефа полиции. А потом… он меня поцеловал. И это было чудесно. На секунду мне показалось, что я не права и люди вовсе не думают обо мне плохо.

Самсон приподнимает брови.

– Почему на секунду? Что случилось?

Я улыбаюсь, но не потому, что мне приятно об этом вспоминать. Просто дивлюсь собственной тупости. Могла бы и догадаться, что произойдет дальше.

– Он достал из бумажника две двадцатки и протянул мне. А потом расстегнул ширинку.

И опять я не могу прочитать выражение лица Самсона. Многие решили бы, что на этом все и закончилось. Я швырнула деньги в лицо Дакоты и выскочила из машины. Но по взгляду Самсона я вижу, что он догадывается: финал у этой истории совсем иной.

– Сорок долларов – большие деньги, – говорю я, чувствуя, как по щеке скатывается еще одна слеза. В последний миг она уходит в сторону и оказывается на моих губах: чувствую ее соленый вкус. – С тех пор он примерно раз в месяц подвозил меня домой. Никогда не заговаривал со мной на людях. Впрочем, я этого и не ждала. Я не из тех девчонок, с которыми можно гордо разъезжать по городу. Я из тех, о ком не расскажешь даже лучшим друзьям.

Очень хочется, чтобы Самсон что-то сказал, остановил меня, однако он молчит. Я продолжаю:

– Поэтому отвечаю на твой вопрос: нет, он меня не принуждал. И никогда даже не попрекал меня. В каком-то смысле он поступал порядочно – по сравнению…

Тут Самсон не выдерживает:

– Тебе было пятнадцать, когда это случилось впервые, Бейя. Нет, это не порядочно.

Слова застревают комом у меня в горле. С трудом его проглатываю.

– Порядочный человек дал бы тебе денег просто так, не требуя ничего взамен. А то, что сделал он… – Лицо Самсона искажает гримаса отвращения. Только не пойму – по отношению ко мне или к Дакоте? Он растерянно проводит рукой по волосам. – В тот вечер на пароме, когда я предложил тебе денег… Вот почему ты…

– Да, – тихо говорю я.

– Ты ведь понимаешь, что я просто хотел помочь?

– Теперь понимаю. И все равно мне стало страшно, когда ты меня поцеловал. Поэтому я и вышла. Мне стало страшно, что после поцелуя ты посмотришь на меня, как Дакота. Лучше уж пусть никто меня никогда не целует, чем я снова почувствую себя никчемной дрянью.

– Я поцеловал тебя, потому что ты мне нравишься.

Интересно, так ли это. Его слова правдивы или просто удобны? Многим девушкам он их говорил?

– Но и Каденс тебе нравится, верно? – спрашиваю я. – И остальные девчонки, с которыми ты развлекаешься?

Я не пытаюсь поставить ему это в укор – мне действительно интересно. Что чувствуют люди, которые так часто целуются?

Мой вопрос как будто не задел Самсона, и все же ему неловко: спина и плечи напряжены.

– Меня к ним влечет. Однако с тобой все иначе. Это другое влечение.

– Лучше или хуже?

Он обдумывает мои слова и отвечает:

– Страшнее.

Я невольно усмехаюсь. Наверное, не стоит расценивать это как комплимент, но мне приятно. Значит, не мне одной страшно, когда мы вместе.

– Думаешь, тем девушкам нравится проводить с тобой время? Что они получают от этих курортных романов?

– То же, что получаю я.

– Что именно?

Теперь Самсон точно не в своей тарелке. Он вздыхает и опирается на перила.

– Тебе разве не понравился наш поцелуй?

– Понравился, – говорю я. – И в то же время нет.

С одной стороны, его спокойное, безоценочное отношение меня утешает, а с другой – тревожит: если нам так хорошо вместе, если меня к нему влечет, почему я запаниковала, когда мы целовались?

– Дакота взял то, что должно приносить людям удовольствие, извратил и заставил тебя стыдиться. Но не все девушки так относятся к близости. Тем, с кем я провожу время, нравится это не меньше, чем мне. Иначе я не позволил бы этому случиться.

– Мне тоже понравилось, – признаю я. – Сначала. А потом нет. Разумеется,