Психология женского насилия. Преступление против тела - Анна Моц

значительную роль в формировании чувства отчаяния и «покинутости» у матерей, что ведет к появлению физического насилия и пренебрежения по отношению к детям с их стороны.

Существует огромное количество серьезной литературы и эмпирических исследований, посвященных изучению социальных факторов развития депрессии (например: Brown, Harris, 1978; Brown et al., 1996: Harris. Brown, 1996). Также подробно изучалась передача модели пренебрежения между поколениями, которая усиливает взаимосвязь между ранним опытом нарушенной привязанности и дальнейшей склонностью к депрессии (например: Harris, Bifulco, 1991; Bifulco, Moran. 1998). Несмотря на то что я обращаю внимание на социальный контекст материнской депрессии и физического насилия в отношении детей, мой основной интерес в этой главе обращен на внутренний мир матери, совершающей насилие, я изучаю динамику материнского физического насилия. Разумеется, эмоциональное насилие и пренебрежение детьми могут быть переплетены с насилием физическим. В настоящей главе я сосредоточиваю свое внимание на реальных фактах насилия, исходя из предположения о том, что такое насилие часто отражает эмоционально нарушенное и жестокое отношение к ребенку, который становится сосудом для непереносимых чувств своего родителя.

Я привожу пример случая материнского насилия над младенцем, совершенного находящейся в депрессии и изоляции молодой матерью, дополняя приведенное Де Зулуета описание материнского насилия. Также я рассматриваю еще два примера крайних проявлений физического насилия, один из которых представляет собой случай из клинической практики, а второй — известный случай восьмилетней Виктории Климби, чья смерть от рук ее собственной двоюродной бабушки и ее сожителя послужила причиной пересмотра всей системы защиты детей и соответствующего законодательства в Великобритании. Обсуждение этого случая раскрывает некоторые аспекты проблемы, связанные с отрицанием насилия, совершаемого женщинами.

В главе 2 мною был рассмотрен характер сексуального насилия, совершаемого матерями. В настоящей главе я фокусируюсь на насилии посредством прямой физической жестокости, проявляющейся в виде встряхиваний, толчков, ударов кулаком или ногой, выкручиванием рук, избиения средствами самозащиты либо иными предметами, нанесения ожогов. Физическое насилие, которое совершают матери в отношении своих детей, может оказаться публично известным, в частности, в тех случаях, когда социальные службы инициируют формальные судебные разбирательства. Физическое насилие часто скрыто от взглядов окружающих, поскольку происходит за закрытыми дверями. Как и в случае сексуального насилия, жертвы могут быть слишком напуганы или же испытывать слишком сильное чувство стыда, чтобы позволить кому-либо узнать о произошедшем с ними физическом насилии. Также они могут воспринимать физическое насилие и жестокость как нечто нормальное или даже считать, что они заслужили подобное грубое обращение с ними. То, что детей подвергают насилию, часто создает у них состояние неопределенности и конфликта в отношении своего родителя или фигуры, его замещающей, которым ребенок обычно остается верен.

Характер физического насилия в значительной степени варьируется от женщины к женщине: от вошедшего в привычку, часто преднамеренного и садистского насилия до «разового мероприятия», однократного события, происходящего в тех ситуациях, когда мать по тем или иным причинам теряет контроль. Насилие может принимать форму систематического физического наказания за неправильное поведение или же представлять собой нехарактерный взрыв чувств гнева и разочарования, которые возникли в результате депрессии, социальной изоляции и переживания полной беспомощности.

Материнское физическое насилие иногда отражает тайный сговор зависимой женщины со своим партнером, склонным к жестокости, который настаивает на своем родительском праве, и даже обязанности, применять тяжкие физическое наказание в отношении ребенка. Она может передавать право наказывать ребенка своему жестокому партнеру, чтобы успокоить его, даже если она сама не согласна с применением суровых наказаний. Подобная мотивация также может сочетаться с неспособностью защитить своих детей от физического насилия со стороны партнера из-за страха женщины бросить ему вызов или же из-за того, что ей, может быть, сложно признать эмоциональные и физические последствия подобного насилия над ребенком. Такая пассивность со стороны матери может привести к тому, что дети будут подвергаться серьезному пренебрежению и жестокости, что может отражать беспомощность и запуганность самой матери в контексте бытового насилия в отношениях. В тех случаях, когда партнер-мужчина жестоко относится к своей партнерше, риск проявлений физического, сексуального и эмоционального насилия по отношению к детям с его стороны также значительно возрастает (Farmer, Owen, 1995; Hiller, Goddard, 1990; Ross, 1996).

В некоторых случаях мать сама подвергалась серьезному физическому и/или эмоциональному насилию в детстве и в настоящем затрудняется утешить своего ребенка или обеспечить ему «контейнирование» его требований и ярости. Данная трудность может происходить из воспоминаний и опыта самой матери, к которым у нее нет доступа на сознательном уровне. В отрывке, приведенном в начале данной главы, описано, как идентификация матери с безутешно плачущим младенцем реактивирует ее собственный невыносимый детский опыт, приводя к применению ею насилия в попытке уничтожить источник возникшей вновь боли. После того как мать в бешенстве набрасывается на своего ребенка, ее «разум приходит на помощь» в том смысле, что диссоциация, психическая защита, оберегает ее от «воспоминаний о ее прошлом и памяти о том, что она только что сделала со своей маленькой девочкой, ребенком, которого она, возможно, хотела любить и защищать», как это красноречиво описывает Де Зулуета.

Сильная идентификация матери со своим ребенком, а также неудачное протекание процесса психической дифференциации между ними, играют важную роль в возникновении ее насилия, равно как и ее идентификация с ее собственным «ужасным родителем», которым она впоследствии становится. То есть она видит себя в плачущем, беспомощном ребенке, не может вынести напоминания о пережитой ранее боли и вследствие этого ищет убежища в альтернативной идентификации, на этот раз со своим собственным агрессивным/жестоким родителем. В этом вызывающим сильные чувства отрывке Де Зулуета изображает некоторые из наиболее важных движущих сил и условий материнского физического насилия, в том числе сознательное желание женщины защитить своего ребенка (которое вступает в конфликт с ее бессознательным желанием причинить ему боль) и таким образом самой избежать идентификации с объектом, подвергшимся насилию, т. е. ребенком, делая выбор в пользу идентификации с агрессором.

В недавнем исследовании, проведенном в Германии, описывается роль этих проективных факторов в отношении нарушений эмпатического понимания и привязанности. Авторы описывают случай с одной матерью:

Восприятие ею своего младенца было искажено до такой степени, что в лице своего кричащего ребенка мать вновь переживала неожиданные столкновения со своей собственной навязчивой и травмирующей матерью. Она также воспринимала импульсивные движения младенца как физические атаки в свой адрес