Лучшая рабыня для тирана - Лаура Тонян

— Теперь ты согласна подняться в пентхаус и поговорить нормально?

— Я... — в кармашке жакета звонит телефон. — Мне нужно ответить, — бормочу и с щемящей болью в груди смотрю на экран.

Высвечивается номер медсестры Светланы.

Тиран отодвигается, возвращая мое личное пространство. Я прочищаю горло и принимаю входящий вызов.

— Добрый день, — однако, невзирая на старания, мой голос звучит неестественно натянуто.

Светлана не обращает на это внимание и быстро щебечет в трубку:

— Доминика, срочно приезжай в больницу.

И прерывает звонок.

Дорога в машине становится для меня пыткой. Я пытаюсь дозвониться хоть до кого-то из медперсонала больницы, чьи номера у меня есть. Но никто, никто, черт возьми, не берет трубку?!

— Быстрее езжай, пожалуйста.

Тиран прибавляет скорости, но недостаточно.

— Быстрей, — давлю я.

Он сердится. Не говорит ничего, однако ладони сжимают руль крепче, а дыхание его тяжелеет. Да плевать мне сейчас на все и на всех. Мальчишка, который мне дорог, как родной сын, может... умереть?

Нет. Нет, нет, нет!

Об этом я думать точно не хочу! И не буду!

Артем будет жить. Он не может уйти, оставить меня... и даже свою бабушку. Его все любят, он — свет нашей жизни.

— Ты можешь ехать быстрей?! — срывает меня.

Мы сталкиваемся взглядами. Я быстро дышу, выпуская воздух через ноздри. Держу себя в руках, но получается все хуже.

Тиран будто обиженно указывает на дюжину тачек впереди.

— Мы в пробке! Ты не видишь?

Он тоже еле держится, чтобы не наорать на меня. Вероятно, у нас обоих есть повод, чтобы наговорить друг другу лишнего. Хотя... нет. Повод есть только у меня. Я все еще не уверена, что Тирану можно доверять, что он говорит правду. Но мне так хочется, до жути хочется поверить. Даже если он лжет.

Тиран матерится, совсем не смущаясь моего присутствия. И мне, если честно, все равно. На языке у меня вертятся те же самые слова, просто я не произношу их вслух. Как только пробка на дороге рассасывается, Архипов жмет полный газ, и мы буквально летим по столице в заветную больницу.

Через полчаса мы уже на месте. Сейчас мне намного волнительнее, чем в машине. Еще чуть-чуть — и я бы, наверное, начала грызть ногти. Но Светлана, к счастью, выходит в коридор из какой-то палаты ровно в тот момент, когда мы с Тираном появляемся там же.

Заметно, что она замученная, уставшая. Наверное, еще даже не отпустили домой с ночной смены.

Светлана всегда со мной очень вежлива, поэтому я не обращаю внимания на ее мрачный вид. Она ведь тоже человек!

— Светлана! — кидаюсь к стойке, где она спешно перебирает документы. Ее помощи ждут еще несколько человек, и все они родственники таких же больных маленьких пациентов, как и мой Темка. — Светлана, вы звонили мне!

Да, эти люди не меньше моего волнуются за своих близких, пытаются выведать любую информацию, срочно заполнить документы и прочее. Но важнее для меня только Артем. У стойки регистрации обозлившийся народ, не стесняясь в выражениях, швыряется фразами в мою сторону. Господи, не понимаю, что произошло! Но по обрывкам разговорам врачей между собой догадываюсь, что в больнице случился апокалипсис. То есть, сбой системы.

О, Боже! До меня вдруг доходит, что пациенты, чья жизнь зависит от медицинского оборудования, могли... не выжить.

Нет, исключено!

Я далека, конечно, от медицины, но даже если вырубится весь свет, должен существовать обязательно генератор с автозапуском. Благо, Темочка лежит в хорошей больнице, здесь точно об этом позаботились. Но он, к моему огромному облегчению, не подключен ни к каким аппаратам.

Люди продолжают клевать меня колкими словами, пока я, не смотря в их сторону, пытаюсь выудить информацию у Светланы. Та же просто бедняжка: я вижу, как буйные посетители буквально вынуждают ее разрываться. Она не знает, кому помочь в первую очередь, кому подсказать. Нас так много!

Но вдруг грубый и властный бас заставляет замолкнуть всех, включая меня и Светлану:

— Информацию об Артеме Лебедеве. Сейчас же. У вас две минуты.

Мужчина за моей спиной даже не думал повышать голос или ругаться. Мне кажется, Тиран не удосужился и рук из карманов вынуть... Ладно, это я утрирую. Честно, я думаю, он переживает не меньше моего. Только не могу понять, почему...

Каким-то волшебным образом все решается в считанные секунды. Светлана нажимает кнопку на пульте, вызывает помощь. Подбегает молоденькая медсестричка и быстро решает наш вопрос.

Ее имя Инна.

Инна такая милая, постоянно улыбается, и то, что она внезапно сообщает, совсем не вяжется с любезным и добродушным тоном.

Лучше бы Инна не приходила. Лучше бы я услышала это от не отдохнувшей, выдохшейся Светланы — тогда бы я хоть знала, как стоять на ногах. А не падала в обморок от страшного диссонанса в голове...

Я прихожу в себя от резкого запаха нашатырного спирта. Расплывчатым зрением вижу над собой знакомый силуэт. Мужские черты лица прорисовываются отчетливее, и уставший добрый голос пробивается сквозь толщу глухоты в ушах.

Лечащий доктор Артема убирает от моих ноздрей вонючую ватку и постоянно смотрит на место рядом со мной.

Я заставляю себя повернуть голову и упираюсь взором в мужской подвижный кадык. Затем реальность будто обрушивается на мои плечи, и я вновь начинаю чувствовать всю ее тяжесть. Как и вес руки, накрывшей мое плечо.

В лице своей опоры вижу Архипова. Глотаю изумленный возглас, что он по-прежнему здесь, и возвращаю внимание к доктору.

Мы в его кабинете, звук настенных часов молоточками бьет мне по вискам. Ход времени всегда казался оглушительным, когда из уст врача доносились неутешительные новости. К сожалению, до тошноты мерное и раскатистое тиканье я слышала здесь не единожды.

— Доминика, вам лучше?

Я начинаю неконтролируемо мотать головой, игнорируя его беспокойство обо мне.

— Артем...

Сжимаю свою шею, ужасаясь, что являюсь источником страшного хрипа. В горле так печет от жажды, что я осушила бы сейчас океан.

Виктор Андреевич присаживается на край своего рабочего стола и соединяет пальцы в замок.

— У Артема произошла остановка сердца.

Услышав именно это от медсестры, я лишилась сознания. Сейчас же я ощущаю... пустоту? Как будто все хорошее, когда-либо случавшееся в моей жизни, исчезает, растворяется в гробовом молчании вместе со словами.

Я смиренно жду, когда доктор продолжит.