Лучшая рабыня для тирана - Лаура Тонян

Ради чужой жизни.

Артем почти всегда спит. Редко приходит в сознание и каждый раз зовет меня, если я не рядом.

Мне не позволяют много контактировать с ним. Настаивают на том, чтобы я разговаривала с ним только о хорошем. О том, что он поправится совсем скоро и сможет жить полноценной жизнью.

Еще до смерти сестры я бывала в больницах чаще, чем дома. А после того, как не стало Ренаты, скучные белые стены палат буквально заменили родные домашние. А каково Артему...

Он же, бедненький, вообще начал забывать, как выглядит его комната. Я утрирую, конечно. Домой его отпускали иногда, но все равно все наши будни были по-настоящему безрадостными. Мы старались, как могли, притворялись ради Темы — мол, уху, все классно и круто! Но он хоть и ребенок, а все чувствовал. Поэтому и самый важный для меня человек не ощущал реального счастья так долго.

Как же я надеюсь, что все теперь позади!

В субботу врач строго-настрого запретил мне приезжать в больницу, велел отдохнуть. Переводила его слова русская медсестра. Я очень благодарна ей, другим девочкам, врачам и нашему главному спасителю, доктору Филипп Новаку. Они все так добры к Теме. Он еще не оправился, не очнулся, но уже уделяют ему очень много внимания. Представляю, что будет, когда Артем полностью придет в себя, и как весело ему будет здесь. Наверняка даже уезжать не захочет.

Нам невероятно повезло: всегда медперсонал хороший попадался, но в этот раз — вообще сказка. Улыбчивые люди двадцать четыре на семь! Хотя ясное дело, что тоже устают адски.

Я плохо сплю ночью и смыкаю глаза ближе к наступлению утра. Мне до сих пор сложно привыкнуть к изменению часовых поясов. Проще бодрствовать после наступления темноты, а в светлое время суток хочется валиться с ног и спать крепким сном.

Я ощущаю уже ставшую привычной вялость, когда писк будильника на прикроватной тумбе вырывает меня из объятий Морфея. Поднимаю с глаз на лоб повязку и смотрю на багровеющий за окнами закат.

Звоню в больницу, заваривая кофе. Там — без изменений. Игнорирую прием пищи, потому что не ощущаю голода. Жор обычно нападает с наступлением полуночи, и я устраиваю атаки на ресепшн отеля с просьбами принести в мой номер великолепные блюда из ресторана на первом этаже.

Тиран позаботился не только о моем племяннике, но и обо мне. Забронировал отличный номер с видом на высотные здания в самом сердце города Милуоки и бескрайнее озеро Мичиган. Обеспечил всем необходимым, не требуя ничего взамен.

Когда Тиран показал мне все чеки оплаты за лечение Артема, он сказал короткую фразу:

— Мы в расчете, Ника.

Ему не требовалось ничего объяснять.

Он расплатился за боль, которую причинял мне.

За ринг, за своего друга Тарханова...

Время подбегает к половине восьмого. Солнце клонится к закату. Золотистыми лучами оно словно обнимает террасу моего номера, но я как огня избегаю своего балкона, ведь он соединен с балконом другого номера. А тот зарегистрирован на имя Тирана. И прямо сейчас наверняка Архипов в своей временной спальне.

Я не могу встретиться с ним. Я боюсь. Мне хочется еще объяснений, но с другой стороны я желаю скорее забыть обо всем, что связано с Виталием. Почему-то я уже уверена, что Тиран не причем. Я ему верю. Я ему давно верю на самом деле, просто обида и злость прошли лишь сейчас.

Сначала я как мантру повторяла: главное, чтобы Тема выздоровел; потом и не надо было говорить с собой — экстренная ситуация вышибла все мысли из головы.

А вот в эту минуту я понимаю, что Тиран поступил как настоящий мужчина.

Не может такой человек то героически спасать, то исподтишка портить жизнь. Не такой он. Архипов, когда хотел сделать мне больно, смотрел при этом в глаза. Ему незачем врать.

В конце концов, эмоции стихли, все стало на свои места. Остались вопросы. А вот их бы я с удовольствием задала Тирану. Зачем он помогает нам? Почему он настолько... проникся нашей проблемой? Никому не нужны чужие беды.

Задумавшись, беру кружку с кофе и выхожу-таки на балкон. Лишь надышавшись свежим воздухом, понимаю, где нахожусь. Когда до меня доходит, что в любой момент могу столкнуться с Архиповым, я как трусиха спешу ретироваться обратно в комнату. Однако... поздно!

Тиран, вероятно, только проснулся. Кажется, и ему смена часовых поясов далась с трудом.

Не видя меня, запахивает длинный синий халат, потягивается и сладко зевает. Его темные волосы на голове растрепанны, лицо заспанное. Я никогда не видела Архипова таким.

Он все больше и больше напоминает обычного человека, а не бездушную машину, запрограммированную на бешеный рабочий темп.

Тиран замирает в растерянности, когда осознает, что был замечен мною. Но буквально сразу же возвращает своему лицу сосредоточенное выражение.

— Как спалось? — слетает с его губ.

Я изгибаю край рта в маленькой улыбке и поднимаю руку, в которой держу напиток.

— Не очень. А тебе?

— Не очень.

Он опирается о стеклянное балконное ограждение и смотрит на меня. Долго, изучающе. Кажется, словно я разучилась смущаться и похоронила это чувство глубоко внутри себя. Тем не менее, взгляд Тирана пробуждает во мне тепло. Оно сперва тоненькими змейками обвивает мои конечности, а после словно расплывается, заполняя собой каждый миллиметр естества.

— Ужинала?

— Нет еще.

— Давай съездим куда-нибудь.

Это не вопрос, а утверждение, произнеся которое Тиран уходит с террасы.

Я знаю его достаточно, чтобы понять — нужно собираться. Поэтому вторю ему и возвращаюсь в номер. Допиваю остывший кофе, переодеваюсь и причесываюсь. Наношу легкий макияж, и это действие не обходится без мыслей о чувстве вины.

Могу ли я разгуливать по городу, когда мой племянник борется за свою жизнь?

Я утешаю себя тем, что заслужила два-три часа отдыха. Потому что тоже сражаюсь за будущее Артема. Я боролась за него, как никогда не билась за саму себя.

Сперва мы катаемся по вечерним улицам портового города, и спустя некоторое время посещаем береговую линию. Становимся свидетелями пестрого фестиваля, каких в Милуоки проходят десятки в течение летнего периода.

Я думаю, что это наша конечная остановка в небольшом путешествии, однако Тиран просит водителя миновать огромную толпу веселящихся людей, называя пунктом назначения парк «МакКинли». Оставляя эпицентр шума позади, автомобиль везет нас к крупной стоянке.

— Где мы? — интонацией я не скрываю волнения от любопытства и кручусь вокруг своей оси, оглядывая окрестности.

Ничего примечательного, кроме скопления катеров у причальных ответвлений.

— Местный яхт-клуб, — запоздало отвечает Архипов и, не спрашивая, подхватывает мою ладонь.