Как много знают женщины. Повести, рассказы, сказки, пьесы - Людмила Петрушевская

НИНА. Вы! В своем разуме?

ДИАНА. Надеюсь.

НИНА. Так считаешь?

ДИАНА. Господи, да что с вами?

НИНА. Дура, что ли? Дура совсем, да? В разуме она.

ДИАНА. Простите, но я вас не понимаю.

НИНА. Прекрасно понимаешь!

ДИАНА. Я не отрицаю. Я все прекрасно понимаю.

НИНА. Но меня вы не обдурите! Нет!

ДИАНА. Зачем мне это, вас обдуривать, бог с вами.

НИНА. Ела она. Ела она крапиву. Не ели вы ниче!

ДИАНА. Моя дорогая Ниночка. Что вы шумите? Человек имеет право на все то, что не мешает остальным и их никак не касается.

НИНА. Касается, меня касается и мешает. Очень даже касается! Я вот как сейчас возьму и запихаю вам в рот винегреда!

ДИАНА. Бог с вами, у меня зубов нет на винегрет. И потом, там же огурцы маринованные! Таких ужасов я не ем. Я сыта, благодарю вас.

НИНА. Вот у меня мать мужа дочери. Моя дочь, ее мать мужа моей дочери, так? Понимаете?

ДИАНА. Повторите. Я поняла, но не полностью. Что-то выпало из смысла.

НИНА. Моя дочь вышла за этого доходягу, а это доходягина мать! Ясно?

ДИАНА. Доходягина мать?

НИНА (как бы обалдев). О! (Презрительно.) А! (Стонет.) О-о. (Кряхтит.) Оий. Ну эта, мать мужа моей дочери! Она этого мужа родила непонятно вообще как. В сорок пять лет. Я в сорок пять уже мываться перестала. А она родила этого мужа!

ДИАНА. Родила мужа?

НИНА. Да! Родила мужа моей дочери! Поняли?

ДИАНА. Родила мужа. Помнится, вы в общих чертах уже мне это обрисовывали. Дня три тому назад. Я еще тогда тоже не совсем вас поняла.

НИНА. Да? Ну так слушайте. Родила его в старости. После чего мать этого мужа живет, хворает, така больна, така больна, но и не помирает десять, двадцать, тридцать лет. Две дочери уже были у нее еще до и окромя сына.

ДИАНА. Что значит еще до и окромя?

НИНА (орет). То! Она их родила до! Помимо него!

ДИАНА. Родила помимо него, понятно. До и помимо. Окромя. Это мы запоминаем. Один в уме.

НИНА. Два! Две вообще! Дочери помимо его. Ну так вот. Теперь! Старшая дочь за матерью больной ходила, выросла старая, померла, теперь вторая дочь подключается ухаживать… И сын этой матери, муж моей дочери, туда же идет.

ДИАНА. Погодите. Сын этой матери… Какой сын?

НИНА (орет). Зять! Зять мой! Ну?

ДИАНА. Ах вот оно что. Ваш зять.

НИНА. Звонят, что ты обязан к нам идти, они ему дозваниваются, на него орут в два горла. Его мать и сестра, ей вообще за петьдесят… Поняла что?

ДИАНА. Я вас понимаю теперь очень хорошо. За пятьдесят ей. Кому?

НИНА. Кому-кому, сестры! Ей петьдесят. Зовут его туда переселяться к матери и к сестры. У матери и сестре жить. А я же его же кормлю! А он мне тоже должен же помочь, бочки там с соляркой в лодку и из лодки! Я одна валяю эти бочки по сорок литров, у мене уже внутренние там органы опустились, не могу к врачу сходить проверить, что там, так? А сменить прокладку у крана, а то, а се?.. Орудую гаечными ключами! Вся в масле и пеньке! Соляркою этой буквально ссу!

ДИАНА. Боже, боже! Что вы! Соляркой ссыте, пардон? Какой, понимаете ли, кошмар!

НИНА. Ну, это поют: полюбила комбайнера, комбайнеру я дала. Две недели сиськи мыла и соляркою ссала.

ДИАНА. Жизненная песня. У нас в театре служил водитель, тоже был интересный мужчина. Рук не мыл, потому что чего мыть, вымоет и опять пачкать. А уж про ноги я не говорю…

НИНА (с интересом). Да-а?

ДИАНА. Костюмерши девушки мне рассказывали, смеялись до упаду, знали предмет.

НИНА. Вот такие дела на театре.

ДИАНА(переключаясь на другую тему). Но вы, вы же преступница!

НИНА. Че?

ДИАНА. Вы себя не жалеете!

НИНА. Да? А вот картошка, кому рассказать, ее надоть всю выкопать и чтобы высохла, потом в подвал сложить песком укрыть, а то без меня всё сделают и увезут, арапы тут вокруг на моторках орудуют плавают… Я же дочке всё! А он, муж ее, ребенок поздний, сбоку присосался и тоже мое жрет. Его же они ведь, жена и дочки. Хорошо, ешьте и живите. Нет! Его дергают к этой матери. Он и ей, сестры своей, возит мою картошку, моркошку. А с какого перепою? Самому уже за тридцать. Так. Слушайте дальше. Та дочь скончалась, эта заболела. Опять идет время.

ДИАНА. Какая, чья дочь скончалась? Ужас какой.

НИНА. Ну, матери мужа дочь!

ДИАНА. Матери мужа чья дочь?

НИНА. То есть сестра мужа дочки моей. Дочь этой свашни.

ДИАНА. Свашни?

НИНА (теряя терпение). Свашни моей!

ДИАНА. А что с ними со всеми было?

НИНА (орет). С кем?

ДИАНА. Вы сказали, дочь скончалась. Это трагедия, я понимаю. Что-то произошло? От чего?

НИНА. Та, первая дочь этой моей свашни, я не знаю, хер знает, от чего она умерла! От старости! Вторая дочь кричит, я одна мать не потяну, ты обязан. Мать у них больше центнера весит. У меня поросенка я выкармливаю, и то столько не тянет. А то, эта сестра кричит, я тоже умру таская мамашу, она останется на тебе.

ДИАНА. Сестра чья, я потеряла нить?

НИНА (машет рукой). Эта. Живая.

ДИАНА. Живая, прекрасно. Но кто?

НИНА. Сейчас поймешь. И все норовит эта, которая еще живая, сестра его, устроиться лечь в больницу, заболеть, чтобы он у матери поселился как следует. Она одна, сама незамужняя, и она не выдерживает и злится, что у ее брата семья. Легла в больницу, опять моего зятя тащут к этой матери.

ДИАНА. Да, я вас понимаю. Как тяжело с больным человеком! Вот у меня муж был, бас, Сусанина пел. Помните? Ты взойди, моя заря.

НИНА. Не, не помню.

ДИАНА. Ну Петров, он тоже тут у вас отдыхал.

НИНА. Из каких это Петров?

ДИАНА. Из оперных.

НИНА. Был из оперных Петров Николай Гербертович, был Иван Иванович.

ДИАНА. Вот-вот. Он. Потомственный алкоголик. Иван по кличке Сусанин. Солист хора. Мечтал о роли.

НИНА. Ну, басы, они все такие. А Петров был вам не муж. Я же помню. Да они все тут… Мужья-дружья.

ДИАНА. Да. Выбирать не приходилось. Он был да, мне гражданский муж.

НИНА. Ну и вот. Она, эта зятя мать…

ДИАНА. Какая зятя мать?

НИНА. Мать зятя, короче.

ДИАНА. Мать зятя? А, понятно. Но какого зятя? Я сбилась слегка.

НИНА. Моего! Моего зятя!