Жизнь волшебника - Александр Гордеев

class="p">момент.

Нина, воспользовавшись тем, что Роман остаётся дома, уходит с Машкой в село. Всё ещё

спящего Федьку оставляет под присмотром тщательно проинструктированного отца.

Федька спит едва не до одиннадцати часов. Поглядывая за ним, Роман берёт с полки том

Толстого, но чтение не идёт. Всё прочитанное воспринимается с трудом. Стрижка всё-таки

огрубляет мозги. Работа там вроде бы и механическая, но размышлять о чём-либо постороннем,

как бывает во время монотонного занятия, не позволяет. Думать приходится лишь об одном: как

лучше пройти то или иное место у очередной овцы. Все овцы разные, даже по-разному грязны, с

разной шерстью, с разными мордами, разными тушами. Раньше, видя отару со стороны, Роман

даже не задумывался о такой яркой индивидуальности овец. И такая ограниченная умственная

работа – весь день. В мозгах пульсирует лишь одна какая-то «баранья» извилина. Ну, а все

остальные, естественно, атрофируются.

Нину, вернувшуюся лишь часа через три, нельзя узнать. Сразу и не вспомнишь, когда ещё она

была такой весёлой и живой. Её главная новость сногсшибательна. Только что на улице они

встретились и поговорили с Тоней!

Произошло это так. Оставив Машку у Матвеевых, Нина пошла в магазин, где люди стояли,

ожидая хлебовозку, и увидела Тоню. Теперь она со смехом рассказывает, что все, кто наблюдал за

их встречей, просто затихли, чтобы полюбоваться развязкой, уже давно назревшей интересной

истории. Они же, увидев друг друга, не сговариваясь, пошли навстречу, подали руки и едва не

обнялись. И почему так вышло, им и самим не понятно. Разговор, правда, вышел минутный: о

каких-то пустяках, о погоде, о здоровье, но общественное мнение, судя по всему, оказалось

выпавшим в осадок.

Рассказывая, Смугляна смеётся, как девчонка, довольная тем, как удалось им всех позабавить.

Сама она заряжена сейчас энергией, как аккумулятор – кажется, ещё чуть-чуть и от неё искры

полетят. Главное, что за время их краткой встречи она и сама вдруг поняла, что враждовать с

Тоней ей вовсе незачем! Оказывается, добрые отношения могут сохраняться и в такой

невероятной ситуации! Что ж, пусть всё будет так, как есть. Жизнь сама всё проявит и покажет.

Роман обессилено сидит на стуле, так что Нина даже не поймёт его равнодушия. Но ведь тому,

у кого груз падает с плеч, и самому хочется отдохнуть. Он сидит и наполняется новыми силами,

потом счастливый подхватывает жену на руки, кружит по комнате. Вот он, момент торжества идеи и

возможности нового стиля жизни! Теперь он во всём уверен! Его женщины, соединившись в его

душе, словно склеивают её больную трещину. Как здорово чувствовать себя полным, счастливым

мужчиной!

Утром стрижка возобновляется. Роману не терпится узнать об этой знаменательной встрече и

от Тони. Сегодня на подъёме и она.

– Всё нормально, – очень просто отвечает Тоня, – ни о чём особенном мы не говорили. Она

рассказала о своём обмороке и посмеялась. Сказала, что это была её минутная слабость…

В конце рабочего дня Роман, уже не сомневаясь, объявляет Кармен, что сегодня они все вместе

едут купаться. Договариваются так, что Тоня вначале уедет в село на автобусе, соберётся и будет

ждать их дома.

Смугляна, услышав о поездке, оживляется. С детьми находится простое решение – за ними

посмотрит опять-таки скрупулёзно проинструктированный Штефан, который и сам рад быть чем-

нибудь полезным.

Открыто и свободно подкатив к дому Тони, Мерцаловы ошеломляют трёх бабушек на лавочке,

буквально впавших в прострацию от такого невиданного, невероятного их визита.

– Я сама её позову, – предлагает вдруг оживлённая Смугляна, когда Роман выдёргивает из

замка ключ зажигания. – Какая у неё квартира?

392

– Второй этаж, налево.

Нина убегает и долго не возвращается. Приходится поневоле волноваться: как бы они не

поцапались там вдруг. И чего так долго собираться?! Да и старух жалко. Они сидят и не могут

шевельнуться, словно окаченные холодной водой. Говорить о чём-либо в двух метрах от того, кто

должен стать сейчас главным объектом обсуждения, нет никакой возможности. Вот и поизображай

тут естественность молчания! Хочется даже слезть с мотоцикла и откатить его чуть в сторону,

чтобы им полегчало.

Наконец Роман перекидывает ногу через бак, чтобы пойти поторопить женщин, но те в этот

момент уже сами выходят из подъезда. Говорят о купальниках, посмеиваясь чему-то. Нина

запрыгивает в коляску, а Кармен, передав ей свою сумку с полотенцем, устраивается на заднем

сиденье.

– Ну, всё – бабкам хана! – смеётся Роман, выруливая со двора. – Их сейчас порвёт словами.

Он даже оборачивается и видит, что все они, как одна, смотрят вслед мотоциклу, так ещё и не

начав говорить. Тоня и Нина тоже смеются, и у Романа от их согласия бегут мурашки по спине.

На берегу он намеренно оставляет женщин наедине, переплыв на другую сторону протоки,

заросшей густым, молодым, неотвердевшим тальником. Их голосов, тающих в тишине и ласковом

вечернем воздухе, отсюда не слышно. За ними можно лишь наблюдать. Держатся они так свободно

и просто, что Роман едва не задыхается от умиротворения. Всё у них выходит! Всё оказывается

возможным! Нет выше радости, чем сидеть вот так в сторонке на чистом, гладком, как шёлк,

песочке и наблюдать за этими сверхъестественными женщинами, любящими его. Они такие

красивые и такие разные. Они отличаются характерами, поведением, фигурами. Но это его

женщины – его! Такого гармоничного состояния он, пожалуй, не переживал ещё никогда. Как чутко

нужно ощущать и сохранять этот тонкий баланс!

Приехав домой, Мерцаловы отпускают Штефана в свою каморку, Смугляна кормит Федьку

грудью, отстранённо глядя куда-то в противоположную стенку, как бы и не слыша ребёнка. Роман

тоже молчит, опасаясь каким-либо неосторожным словом нарушить достигнутое.

– За ней интересно наблюдать, – вдруг с какой-то еле заметной усмешкой замечает жена. – Она

говорит твоими словами. И мысли у неё твои. Даже стиль говора переняла. Впервые вижу такую

зависимость…

Роман не находится, что ответить. В её голосе звучит какое-то высокомерие: мол, она, в

отличие от меня, сложившейся личности, просто наивный ребёнок.

– Ты сегодня к ней пойдёшь? – интересуется она.

– Завтра пойду. Ты же знаешь… Скажи, тебе очень мучительно всё это принять?

– Сегодня, пожалуй, нет. Я даже не пойму отчего моё спокойствие: оттого, что ты запудрил мне

мозги своей теорией, или отчего-то ещё. Удивительно, но я чувствую даже какую-то гордость за

тебя. Смешно, да? Гордость от того, что у тебя есть ещё и другая. Ну что, скажем, тот же твой

дружок Боря Калганов? Мужик да мужик. Ничего такого ему и в голову не придёт. Ему просто не

создать такую ситуацию, которую создаёшь ты.