Дипломатия - Генри Киссинджер

Группировки, связанные с Джексоном, понимали это и жаждали восстановления американского стратегического превосходства. Но они рядили свои заботы в одежды страха, что не только Америка лишится способности к первому удару, — что было правдой, — но и что со временем Советский Союз такую способность приобретет, — что правдой уже не было, по крайней мере в пределах временны́х рамок этих дебатов.

Кошмаром Джексона являлась стратегическая уязвимость; кошмаром Никсона была уязвимость геополитическая. Джексон был озабочен балансом между вооруженными силами; Никсон главным образом был озабочен глобальным распределением политического могущества[1030]. Джексон и его сторонники пытались использовать договор ОСВ, чтобы вынудить Советский Союз перекроить все свои стратегические силы согласно американским предпочтениям. Никсон и его советники не верили в то, что Америка обладает рычагами для осуществления подобного замысла в период наложенных конгрессом сокращений расходов на оборону, хотя позднее Рейган продемонстрирует политическую полезность решительного американского военного наращивания. Джексон и его сторонники в первую очередь концентрировали свое внимание на вопросах стратегического баланса, угрозу которому они трактовали в основном как технологическую проблему. Администрация Никсона стремилась подготовить Америку к роли, новой для ее истории, но старой как система государств: недопущение накопления противником, казалось бы, ничтожных геополитических приобретений, которые со временем были бы способны разрушить баланс сил. Связанные с Джексоном силы относительно терпимо воспринимали геополитические изменения (Джексон проголосовал против помощи некоммунистической стороне в Анголе в 1975 году), но весьма ревностно относились к возможности практического применения самого технологически сложного и понятного только для посвященных вооружения.

Этот тупик превратил дебаты по переговорам ОСВ в еще более трудное для понимания царство, до тех пор, пока в итоге противоречия не разрешились посредством детального тактико-технического анализа систем вооружений, находящегося вне пределов разумения неспециалиста и явившегося предметом глубочайших расхождений между самими экспертами по вопросам вооружений. На протяжении предстоящего десятилетия аргументация относительно соотношения между крылатыми ракетами и советскими бомбардировщиками «Бэкфайр» («Туполев» Ту-22М), между равными количествами ракет и неравными количествами разделяющихся боеголовок будет читаться, как средневековые трактаты, записанные писцами какого-нибудь уединенного монастыря.

Вопросы, поднимавшиеся во время дебатов, были фундаментальными и неизбежными. Тупик породили терзания этого президентства, сделавшие невозможной единомыслие. Американский идеализм царствовал безраздельно, не ограничиваемый никакими стимулами к политическому компромиссу. Президент не мог наложить санкций или предложить какое-либо вознаграждение, дополнительные вознаграждения были частью работы. Дебаты приобрели облик ученого совета, на котором выступают своенравные профессора. Историки, однако, только выгадают, изучая позиции, заявленные гораздо четче, чем это бывает характерно для дела в политическом процессе. Америка заплатила за это самобичевание задержкой на десятилетие в окончательном осознании своих геополитических потребностей.

Коммунизм в конце концов рухнул, отчасти в результате собственного окостенения, а отчасти в результате давления со стороны активизировавшегося Запада. Вот почему окончательный суд истории, без сомнения, будет более милостивым к соперничавшим лагерям, ведшим в Америке внутриполитические дебаты, чем они сами относились друг к другу. Он воспримет подход Никсона и его консервативных критиков как взаимодополняющий, а не исключающий друг друга, когда одна сторона дебатов подчеркивает геополитический, а другая технологический аспект борьбы, моральная суть которой воспринималась и теми и другими одинаково.

Контроль над вооружениями оказался технически чересчур громоздким, чтобы принять на себя всю тяжесть философских противоречий, заложенных в американской внешней политике. Постепенно дебаты перенеслись на иной предмет, более созвучный традиционному американскому идеализму и способный вызвать больший резонанс у широкой публики, — на постулат о том, что права человека должны входить в число первоочередных целей американской внешней политики.

Дебаты по правам человека начались с призывов к США оказать влияние в целях улучшения обращения с советскими гражданами, но постепенно превратились в стратегию по организации внутриполитических потрясений в Советском Союзе. Так же как и в отношении контроля над вооружениями, суть спора не затрагивала цель, которая не оспаривалась, а касалась той степени, в которой идеологическая конфронтация могла бы быть приоритетом американской внешней политики.

Как предмет дипломатических переговоров вопрос еврейской эмиграции из Советского Союза был детищем администрации Никсона. До 1969 года такая эмиграция никогда не стояла в повестке дня в диалоге между Востоком и Западом; все прочие администрации от обеих партий трактовали ее как подпадающую под внутреннюю юрисдикцию Советского Союза. В 1968 году только 400 евреям было разрешено эмигрировать из Советского Союза, и ни одна демократическая страна не затрагивала этот вопрос.

По мере улучшения американо-советских отношений администрация Никсона начала обсуждать проблему эмиграции в форме президентских неофициальных переговоров, сопровождая это тем доводом, что советские действия не остаются незамеченными на самых высоких уровнях власти в Америке. Кремль начал реагировать на американские «рекомендации», особенно после того, как советско-американские отношения стали улучшаться. Ежегодно число еврейских эмигрантов росло, и к 1973 году их общее число достигло 35 тысяч в год. Кроме того, Белый дом регулярно направлял советским руководителям списки трудных случаев — отдельных лиц, которым отказывали в выездной визе, или тех, чьи семьи были разделены, или тех, кто оказался в тюрьме. Большинству из этих советских граждан было позволено эмигрировать.

Все это осуществлялось посредством того, что изучающие дипломатию именуют «молчаливым торгом». Не делается никаких официальных запросов, не дается никаких официальных ответов. Советские действия принимаются к сведению без какого-либо подтверждения. На самом деле порядок эмиграции из Советского Союза постоянно совершенствовался, хотя Вашингтон никогда не предъявлял по этому поводу конкретных претензий. Администрация Никсона до того строго придерживалась подобных правил, что никогда не ставила себе в заслугу смягчение участи советских эмигрантов — даже во время избирательных кампаний — до тех пор, пока Генри Джексон не превратил вопрос еврейской эмиграции в предмет общественного противостояния.

Джексона сподвигло на это любопытное решение Кремля летом 1972 года ввести «выездной сбор» на эмигрантов, якобы для того, чтобы возместить советскому государству расходы на образование отъезжающих граждан. Никаких объяснений дано не было; возможно, это была попытка подать себя наиболее выгодным образом в арабском мире, ненадежность которого наглядно продемонстрировала отправка из Египта советских боевых подразделений. А может быть, налог на выезд был придуман как средство изыскания источников поступления иностранной валюты в надежде на то, что его оплатят американские сторонники роста эмиграции. Боясь, что поток эмиграции иссякнет, еврейские группировки обращались как к администрации Никсона, так и к своей неизменной опоре — Генри Джексону.