Умышленное убийство - Эрнест Уильям Хорнунг

И снова я увидел, как он вальяжно устроился в одном из роскошных кресел, которые стояли в большом игровом зале. Я внимательно смотрел на его спортивное тело, на бледные, чисто выбритые щеки, черные волнистые волосы, волевой подбородок и строгую линию рта. И опять я почувствовал этот неповторимый луч, исходящий из его холодных глаз, светящихся, как звезды в ночи. Их блеск проникал в мой мозг, словно просеивая мои мысли и постепенно добираясь до самого сердца.

– Интересно, насколько серьезно ты все это сейчас сказал! – наконец промолвил он. – Да в твоем нынешнем состоянии это и не удивительно. Но кто знает, сколько времени оно продлится и как мы сумеем его вернуть, когда оно пропадет? Правда, у меня тоже появляется надежда, когда я слышу подобные нотки в голосе взрослого человека. И вот что я сейчас вспомнил. В школе ты действительно был неплохим малым, настоящим чертенком. И делал для меня многое. Помнишь, Зайчонок? Подожди немного, возможно, я смогу помочь тебе. Я сделаю для тебя гораздо больше, чем когда-то ты для меня. Только не торопи меня, дай все хорошенько обдумать.

Раффлз поднялся со своего места, закурил очередную сигарету и снова принялся ходить по комнате взад-вперед. Только теперь он шагал степенно, неторопливо, иногда делая долгие паузы. Дважды он останавливался возле моего кресла, будто собираясь заговорить, но потом опять возобновлял свое, казалось, бесконечное путешествие по ковру. Затем подошел к окну, которое недавно закрыл, и одним движением руки распахнул его. Некоторое время Раффлз всматривался в густой туман, заполнивший двор «Олбани». Между тем большие каминные часы пробили один раз, а потом еще и половину часа, а между нами за это время так и не было произнесено ни единого слова.

Но я не просто смиренно сидел в кресле и ожидал решения своего благодетеля. Внезапно я понял, что меня в последние полчаса начало охватывать какое-то неуместное здесь спокойствие и уверенность в собственном будущем. Я перестал волноваться и теперь только следил за своим другом, его мощными плечами, на которые я сейчас перевалил все свои заботы. Шли минуты. Только сейчас я сумел хорошенько, во всех подробностях разглядеть комнату. Это был просторный зал квадратной формы с раздвижными дверями и мраморным камином. Все здесь было обставлено так, как это было принято в старые времена в Шотландии. Одним словом, некое количество легкой небрежности гармонично соседствовало и прекрасно уживалось с элементами роскоши. Что более всего поразило меня, так это отсутствие каких-либо предметов, свидетельствовавших о том, что здесь обитает большой любитель крикета. Не обнаружилось здесь коллекции старых, видавших виды бит, старого шкафа, заваленного литературой о крикете, ни соответствующих картин на стенах. Вместо этого я увидел неплохие репродукции «Любви и смерти» и «Блаженной девы» в пыльных рамках. Здесь должен бы обитать поэт, хотя бы в душе, но никак не известный спортсмен. Правда, Раффлз всегда считался большим эстетом. Некоторые из этих картин я видел и в его комнате, когда мы учились в школе. И собственноручно стирал с них пыль. Все это заставило меня снова задуматься о характере моего друга, многогранном и весьма необычном. И я вспомнил кое-что из нашего общего прошлого.

* * *

Всем известно, как престиж школы зависит от ее команды по крикету, этих одиннадцати самых популярных мальчишек. В особенности, конечно, ценят самого капитана команды, которым и был в нашей школе Раффлз. Он просто обязан был быть безупречным молодым человеком, ведь на него равнялись все остальные. Тем не менее по классам ходил слушок, будто наш кумир, переодевшись бродягой и приклеив себе фальшивую бороду, любил скитаться по ночным улицам города. Хотя это вроде были одни лишь слухи, в которые никто не хотел верить. Только я один знал, что это истинная правда. Это я, после того как все в дортуаре заснут, осторожно спускал для него из окна толстый канат и ждал его возвращения, не позволяя себе прикорнуть даже на минутку. Я сидел у окна не смыкая глаз и ждал условного сигнала, чтобы дать ему возможность подняться наверх по той же самой веревке, сброшенной мной вниз в нужный момент. Только один раз он так увлекся, что вернулся в общежитие слишком поздно, а ведь это могло погубить его карьеру! Да и от меня зависело многое, ведь я мог выболтать нашу тайну кому угодно. Но ничего подобного не случилось. И я не забыл об этом, когда решился обратиться за помощью именно к этому человеку. Теперь я надеялся лишь на его снисходительность ко мне и еще на то, что он не забыл ничего из наших школьных похождений.

– Я почему-то вспомнил ту самую ночь, когда мы чуть было не спалились, – неожиданно начал он. – А чего это ты вдруг так встрепенулся?

– Да я сам только что об этом подумал.

– Что ж, тогда ты прекрасно играл свою роль маленького несчастного мальчика, Зайчонок. Ты мало разговаривал и ничего не боялся. Ты не задавал никаких вопросов и не рассказывал баек. Интересно, ты остался таким же и сейчас?

– Не знаю, – честно признался я, немного удивленный таким вопросом. – Я совершенно запутался в своих делах, и жизнь моя пошла кувырком. Я и сам себе больше не доверяю, что уж говорить о других. Можно ли на меня рассчитывать?.. Нет, не могу тебе сказать. Правда, уверяю тебя, что ни разу в своей жизни я никого не предал и не подвел. В этом я могу поклясться. Возможно, как раз из-за этого я и оказался в той дыре, в которой нахожусь и по сей момент.

– Точно! – кивнул Раффлз. Мой ответ как будто ему понравился и соответствовал его представлению обо мне, которое он уже успел составить за это время. – Именно таким я тебя и помню. И могу поспорить, что ничего внутри тебя не изменилось за эти десять лет. Мы просто не меняемся, Зайчонок, ни ты, ни я. Мы развиваемся, мы совершенствуемся. Но все же в душе по своей натуре, как я полагаю, ты остался точно таким же, как и в те ночи, когда спускал для меня веревку и я уверенно поднимался по ней, зная, что очень скоро перехвачу твою надежную ладонь и окажусь рядом с тобой. Тебя ведь ничего не могло остановить, если дело шло о дружбе, правда? Ты ведь готов был сделать для товарища буквально все, что угодно, так?

– Абсолютно все! – подтвердил я, готовый расплакаться от нахлынувших чувств.

– Ты не остановишься даже в том случае, если нам придется совершить преступление? – загадочно улыбнулся Раффлз.

Я запнулся, потому что услышал в его голосе совсем другие нотки. Теперь мне показалось, что он просто подтрунивает надо мной. Но он продолжал смотреть мне прямо в глаза, а я находился в таком состоянии, что мне было не до раздумий.

– Не остановлюсь, – торжественно провозгласил я. – Говори, что за преступление ты задумал, и знай: я буду с тобой до последней секунды.

Некоторое время он смотрел на меня с удивлением, потом в его взгляде промелькнуло сомнение. Затем он замотал головой, словно приказывая мне позабыть о своем нелепом предложении, и издал циничный смешок. Впрочем, это было для него характерно, и я мог бы ожидать такого исхода дела.

– А ты славный малый, Зайчонок. Отчаянная душа – иначе не скажешь! Сейчас только хотел застрелиться, а в следующую секунду готов пойти на любое преступление, которое я ему предложу. Вот это да! Да ты действительно согласен на любые условия, как я погляжу. Что ж, хорошо, что ты пришел именно ко мне, я ведь всегда слыл добропорядочным джентльменом. У меня хорошая репутация, я свято чту законы. Но… Так или иначе, сегодня ночью мы с тобой должны раздобыть денег. Всеми правдами и неправдами, но мы сделаем это.