Четвертый под подозрением - Хьелль Ола Даль

Прижимаясь лбом к холодному кафелю, Франк Фрёлик размышлял… Он включил горячую воду на полную мощность, чтобы вода обжигала его. Вспомнилась странная татуировка у нее на бедре, когда она оседлала его, усевшись задом наперед. Стоило ему освежить в памяти ее позу, как он снова возбудился, почувствовал острое желание повторить: если бы она сейчас вернулась, он повалил бы ее на пол прямо здесь, в ванной, или овладел ею на столе. И его невозможно было бы остановить.

* * *

Подобные мысли напоминают вирус. Рано или поздно они проходят, но не скоро, а спустя какое-то время. Рано или поздно проходит все. Три дня, может, четыре, неделя — и жаркие воспоминания ослабляют хватку. В конце концов организм словно немеет и начинает функционировать как обычно, радуясь, что все закончилось.

Прошло шесть дней. Фрёлик вернулся в форму. Но вдруг пискнул мобильник, лежащий на столе. Пришла зсэмэска. Он прочел ее. Эсэмэска состояла из одного слова: «Приходи!»

Он механически вбил в базу номер отправителя и запросил имя. Вскоре телефон снова пискнул. Из справочной прислали сообщение с именем и адресом. Он прочел: «Элизабет Фаремо».

Франк Фрёлик выпрямился. По спине побежали мурашки. Он поднял руку. Пальцы не дрожали. А все-таки Элизабет его перехитрила. Он-то думал, что выздоровел, вышел сухим из воды, справился с общей интоксикацией. А оказывается, ничего подобного. Он снова как в лихорадке и не в состоянии соображать. Превратился в сгусток энергии. Как будто под кайфом. И все из-за одного слова!

Фрёлик долго смотрел на маленький телефон с подсвеченным дисплеем. Словно откликнувшись, телефон в его руке завибрировал. Зазвонил. На дисплее высветился уже знакомый номер.

— Здравствуй, Элизабет! — сказал он, сам удивившись четкости своего голоса.

Две секунды молчания. За это время в голове пронеслось: «Пусть знает, что я ее вычислил. Ведь ей прекрасно известно, какое действие она на меня оказывает. Ей прекрасно известно, что она без труда может завести меня. У меня поднялась температура, едва я увидел присланное от нее сообщение». Раздался нежный голос, по которому он так тосковал последние дни:

— Ты где?

— На работе.

— Где?

— В полицейском управлении, в Грёнланне.

— Вот как…

Фрёлик понял, что должен что-то сказать. Он откашлялся, но не успел набрать воздуха, как Элизабет снова подала голос:

— У тебя перерыв не скоро?

— Который сейчас час? — Он посмотрел на то место над дверью, где всегда висели часы. Несколько недель назад их сняли; из стены торчали только два проводка.

— Понятия не имею. Наверное, скоро обед.

— Куда мне за тобой заехать?

— Ты на машине?

— Да.

— Буду ждать на Лизе-Кристофферсен-пласс, у стадиона «Вольслёкка».

— Через десять минут.

Фрёлик не мог думать. В голове не осталось места ни для чего, кроме образов: она изогнулась, подставляя ему округлые бедра, черные волосы разметались по подушке… И еще он видел прямой взгляд ее сапфировых глаз.

Он накинул куртку, сбежал по лестнице, вышел на улицу. Завел машину и тронулся с места. Который час? Он понятия не имел. Сейчас ему было наплевать на все на свете. Только бы не сбить пешехода. Он прибавил газу. Когда он повернул на Ставангергата, она вдруг появилась, словно из ниоткуда, и зашагала ему навстречу по тротуару. Он затормозил. Она молча села. С ней в машину проник запах конца осени, духов и пастилок от кашля.

Фрёлик сосредоточился на боковом зеркале. Несмотря на идущий от нее сладкий аромат, дыхание у него не прерывалось. Удивляясь своему самообладанию, он сосредоточенно смотрел в зеркало. Дождавшись, пока ряд освободится, включил поворотник и тронулся с места, постоянно чувствуя на себе ее взгляд. Ему показалось, что она удивленно смотрит на его бесстрастный профиль. Элизабет повела плечами, освобождаясь от коричневой кожаной куртки на меху. Наконец, когда они проехали поворот на Нюдален, она нарушила молчание:

— Разве ты не рад меня видеть?

Фрёлик украдкой покосился на нее. Она была похожа на кошку. Огромные синие глаза с большими зрачками, кошачий взгляд… Пульс у него участился. Кровь застучала в висках. Но он не снимал маски.

— Конечно рад!

— Ты ничего не говоришь.

Она накрыла рукой его руку, лежащую на рычаге переключения передач. Он покосился на ее пальцы, потом перевел взгляд на лицо.

— Привет. Рад тебя видеть. — Слова застревали в глотке. Он повернул в сторону Хьельсоса, Брекке и Маридалена.

«Что я делаю?!»

Его щеки коснулись нежные губы. Под куртку скользнула прохладная рука. Она как будто залила в только что перебранный мотор высокооктановый бензин и нажала кнопку «Пуск». Из него словно выкачали весь воздух; в ушах тяжело билась кровь. Деревья по обе стороны дороги. Он притормозил, свернул на площадку отдыха водителей, покатил в рощицу, подальше от дороги. Остановил машину. Перевел рычаг на нейтралку, оставив мотор работать на холостых оборотах. Когда он снова повернулся к Элизабет, она накрыла его губы своими.

Прошел час, прежде чем она заговорила:

— Может, отвезешь меня в одно место?

— Куда?

— В Блиндерн.

— Что ты забыла в университете?

Он сразу понял, что допустил оплошность. Элизабет прищурилась. Прежняя близость куда-то улетучилась.

Фрёлик тяжело вздохнул и посмотрел на деревья за окном — ему не хватало духу посмотреть на нее в упор. Только что ее глаза метали молнии, а сейчас их словно подернула защитная пелена. Она как будто рассматривала его из-за прозрачной перегородки, удалившись в убежище, принадлежащее только ей. Губы растянулись в холодной улыбке. Он едва расслышал ответ:

— Я собираюсь искать там работу.

Он высадил ее на улице Мольтке Му. Она вышла, и он еще долго смотрел ей вслед. Он не сразу заметил, что ночью выпал снег. К утру он растаял, и прохожие оставляли на улице мокрые следы. Женщина, которая только что сливалась с ним в одно целое, теперь превратилась в едва заметную фигурку, которая быстро удалялась, перепрыгивая лужи. Совсем как кошка, которая боится замочить лапки. Фрёлик сам себе удивлялся. «Неужели эта маленькая сутулая фигурка, одетая в хлопок, шерсть и кожу, совсем недавно держала меня в своей полной власти? Неужели из-за нее мое сердце так бьется, что кажется: еще немного, и лопнет грудь? Уезжай! Скорее отсюда! Пройдет пара недель, и ты забудешь ее. Она навсегда сотрется из твоей памяти».

Но едва хрупкая фигурка скрылась за дверями здания математического факультета имени Нильса Хенрика Абеля, он заглушил мотор и вышел из машины. Он спрашивал себя: «Зачем я это делаю?» И сам же себе отвечал: «Затем, что хочу больше узнать о ней».

Она прошла насквозь здание математического факультета и вышла с другой стороны. Фрёлик держался от нее метрах в пятидесяти. По покрытым снегом плитам проехал мини-трактор. Он пропустил трактор. Во дворе стояли студенты. Разбившись на группки по двое-трое, они о чем-то разговаривали вполголоса. Элизабет вошла в здание гуманитарного факультета, носящего имя филолога Софуса Бугге. Фрёлик остановился поодаль, наблюдая за ней в высокие окна. Если она студентка, то что изучает? Он толкнул тяжелые двери и вошел.