Четвертый под подозрением - Хьелль Ола Даль

Фрёлик стоял под моросящим дождем, сжимая в руке мобильник. Неожиданно он успокоился. Ему стало хорошо. Он вскинул голову. Элизабет уже скрылась за поворотом. Он побежал по Рюэнбергвейен. В конце улицы мелькнула ее фигурка. Мимо проехало такси — свободное. Машина догоняла Элизабет. Когда она повернулась, услышав шум мотора, Фрёлик метнулся в тень. Такси замедлило ход, но не остановилось, так как она не махнула рукой. Фрёлик вздохнул с облегчением. Она сказала ему правду. Ей в самом деле захотелось пройтись пешком. Она не стремилась как можно скорее попасть домой.

Когда впереди показался ее жилой комплекс, он замер от неожиданности. Еще больше он изумился, когда прочел список жильцов на панели домофона. Нет, он не просто изумился. Он испытал шок, прочитав:

«Элизабет и Юнни Фаремо».

Болезнь перешла в новую фазу.

Первый день: высокая температура.

Второй день: высокая температура.

Третий день, с 7:30 до 12:00: температуры нет, прогноз благоприятный.

12:03: эсэмэска: «Приходи!»

12:03: температура стремительно растет!

12:06: звонок на мобильник. На дисплее ее номер.

Когда она позвонила, он стоял в очереди в столовой. Отвечать не стал. Телефон вибрировал у него в руке. Соседи удивленно косились на него. Он делал вид, будто ничего не замечает. Его прошиб пот. Стиснув кулаки, он отвернулся.

Остаток дня прошел как в тумане.

На четвертый день он первым делом вошел в базу учета преступлений и вбил туда имя и фамилию: Юнни Фаремо. Трижды сидел за нанесение тяжких телесных повреждений, один раз — за вооруженное ограбление, один раз — за незаконное проникновение в чужую машину и кражу. Всего провел за решеткой три года из положенных пяти. Сидел в тюрьмах Ила, Сарпсборг и Мюсен.

Спина у него взмокла от пота. От слабости он плохо соображал, но все же успел распечатать страничку. Потом вбил в поисковую строку еще одно имя: Элизабет Фаремо. На нее в базе ничего не было. Репутация у нее оказалась незапятнанной.

Но если Элизабет замужем за Юнни Фаремо, она могла взять его фамилию. Может быть, она зарегистрирована под другой фамилией?

Фрёлика затошнило. Он отчетливо видел перед собой ее лицо. Нет, не лицо, только фигуру. Он видел собственную руку, которая гладила ее ноги. Ее тело на кровати. Он зажмурился, в ужасе спрашивая себя: «В какой я попал капкан?»

Открылась дверь, и вошел Иттерьерде. Верхняя губа у него оттопыривалась, потому что между губой и десной была заложена порция снюса — жевательного табака, отчего Иттерьерде стал похож на огромного кролика с деформированными зубами и заросшим подбородком. Зато голова у него была гладко выбрита.

— Ну, здорово! — сказал Иттерьерде.

Фрёлик лишь кивнул в ответ. Сейчас он был не в том настроении, чтобы разговаривать, и уж совершенно не в настроении выносить плоские шутки коллеги. Тот обожал перевирать анекдоты и хвастать своими якобы многочисленными победами над женщинами.

Кабинет заполнил резкий запах мужского одеколона. От Иттерьерде всегда несло мятной жвачкой.

— Ничего себе!

Он поднял голову. Иттерьерде стоял перед принтером и держал в руках распечатку досье Юнни Фаремо. Фрёлик почувствовал, что снова вспотел — на сей раз всем телом. Он поморгал. Глаза были сухими, абсолютно сухими. Ему показалось, что его сейчас вырвет.

— Знакомая личность, — протянул Иттерьерде.

— Ты о ком?

— Да о Юнни Фаремо. Что он еще натворил?

Фрёлик кашлянул и ответил:

— Я пока просто пробиваю несколько имен по базе. Ну давай, выкладывай!

— Что выкладывать?

— Что тебе известно о Юнни Фаремо. Я почти ничего о нем не помню, кроме того, что он здоровенный качок, который не снимает бейсболки и темных очков…

— Он главарь банды. Всего их трое. Специализируются на вооруженных ограблениях, налетах. Косят под десантников, любят автоматические пистолеты, балаклавы, армейские комбинезоны. Помню, лет пять-шесть назад они взяли машину инкассаторов. Кажется, по пути из Эстфолла в Осло. С Юнни Фаремо шутки плохи. Он из тех, кто сначала бьет и только потом задает вопросы. Мне пришлось как-то пару раз врезать ему по физиономии, так что могу считать, что мне повезло… Я входил в группу захвата, которая брала его после налета на инкассаторов.

— За то дело он давно уже отсидел. Что тебе еще о нем известно? — Иттерьерде повернулся к Фрёлику, а тот монотонно продолжал: — Я знаю, что он живет в довольно шикарном районе. На Экеберге.

— И что тут необычного? Такие лихие парни, как Юнни Фаремо, если не сидят, то гоняют на дорогих спортивных машинах и пьют «Хеннесси». Собственно говоря, из-за своих привычек они в конце концов и попадают за решетку.

— Значит, шикарная квартира — показуха?

— Нет, по-моему, она досталась им в наследство. Они владеют ею на правах собственности. Кажется, о квартире заходила речь на суде.

— Досталась им в наследство? Кому — «им»?

— Ему и его сестре. Юнни Фаремо проживает с сестрой. Во всяком случае, проживал раньше.

«Ура! Она не замужем! Он ее брат!»

С каменным видом Фрёлик спросил:

— А она?

— Что — она?

— Тоже рецидивистка?

— Вряд ли. Она заботится о нем, как мамаша. Хотя она и моложе. Да я особо не вникал. Мой дядя говаривал: не тронь дерьмо, вонять не будет. Он был фермером.

«Не тронь дерьмо…» Фрёлик прищурился.

— Что значит «как мамаша»?

Иттерьерде пожал плечами:

— Да я ведь просто так сказал… На самом деле я о ней понятия не имею. Почему ты спрашиваешь?

— О ком? — Фрёлика снова бросило в жар.

— О Фаремо, — раздосадованно пояснил Иттерьерде. — Почему тебя так интересует Фаремо?

— Конфиденциальная информация. Кое-кто попросил меня взять его на заметку.

Иттерьерде состроил удивленную мину и принялся открывать бутылку кока-колы.

Фрёлик зажмурился. «Скорее бы он ушел, а то в кабинете все провоняет мятой!»

— Конфиденциальная информация? — задумчиво переспросил Иттерьерде.

Видимо, ответ Фрёлика его не удовлетворил.

— Не бери в голову, — с трудом проговорил Фрёлик. — Мне просто нужно было вспомнить, кто он такой… Ну а как вообще дела? Ты по-прежнему встречаешься с той красоткой тайкой?

— Джентльмены предпочитают блондинок!

— Значит, она тебя бросила?

Иттерьерде пальцем выковырял изо рта табачную жвачку и расплылся в ухмылке, обнажив коричневые зубы.

— Вообще-то бросаю обычно я!