Калевала. Эпическая поэма на основе древних карельских и финских народных песен. Сокращенный вариант - Элиас Лённрот

волны.

Ветер девушку баюкал,

девицу волна носила,

понесла от ветра дева,

от волны затяжелела.

Бремя тяжкое носила,

чрево твердое таскала,

может, целых семь столетий,

девять жизней человечьих.

Видит: утка подлетает,

крыльями усердно машет,

ищет землю для гнездовья,

смотрит место для жилища.

Вот тогда воды хозяйка,

мать воды и дева неба,

подняла из волн колено,

из воды плечо вила

для гнезда красивой утке,

для уютного жилища.

Утка, стройное созданье,

видит среди волн колено,

приняла его за кочку,

бугорочек травянистый,

на колено опустилась,

сделала себе жилище,

чтобы в нем снести яички:

шесть из золота яичек,

к ним седьмое – из железа.

Принялась яички парить,

нагревать колено девы.

День сидела, два сидела,

вот уже сидит и третий.

Тут сама воды хозяйка,

мать воды и дева неба,

чувствует: горит колено,

кожа, как огонь, пылает.

Дева дернула коленом,

мощно вздрогнула всем телом —

яйца на воду скатились,

на волну они упали,

на осколки раскололись,

на кусочки раскрошились.

Не пропали яйца в тине,

в глубине воды – осколки.

Все куски преобразились,

вид приобрели красивый:

что в яйце являлось низом,

стало матерью-землею,

что в яйце являлось верхом,

верхним небом обернулось,

что в желтке являлось верхом,

в небе солнцем заблистало,

что в белке являлось верхом,

то луною засияло,

что в яйце пестрее было,

стало звездами на небе,

что в яйце темнее было,

стало тучами на небе.

Вот уж острова готовы,

луды созданы на море,

подняты опоры неба,

названы края и земли,

знаки выбиты на камне,

начертания на скалах —

не рожден лишь Вяйнямёйнен,

вековечный песнопевец.

Вековечный Вяйнямёйнен

в чреве матери носился,

тридцать лет скитался в море,

столько же и зим метался

по морским просторам ясным,

по морским волнам туманным.

Вяйно речь сказал такую,

вымолвил такое слово:

«Солнце, месяц, помогите,

посоветуй, Семизвездье,

как открыть мне эти двери,

незнакомые ворота,

как из гнездышка мне выйти,

из моей избушки тесной!»

Раз луна не отпустила,

солнце путь не указало, —

сам качнул он двери замка

цепким пальцем безымянным,

на ногтях скользнул с порожка,

из сеней – на четвереньках.

В море он ничком свалился,

пять годов лежал он в море,

пять и шесть годов скитался,

семь и восемь лет проплавал,

наконец остановился

у безвестного мысочка,

у земли совсем безлесной.

2

Рождение Вяйнямёйнена

ОТ ПОДНЯЛСЯ ВЯЙНЯМЁЙНЕН,

стал на твердь двумя ногами

там, на острове средь моря,

там, на суше без деревьев.

Думает герой, гадает,

долго голову ломает:

«Кто же мне засеет земли,

семена положит в почву?

Пеллервойнен, сын поляны,

Сампса, мальчик малорослый,

вот кто мне засеет землю,

семена положит в почву».

Сампса сеет, засевает

все поляны, все болота.

На горах сосняк посеял,

на холмах посеял ельник,

вересняк – на суходолах,

поросль юную – в ложбинах.

Для берез отвел долины,

для ольхи – сухие почвы,

для черемухи – низины,

для ракит – сырые земли,

для рябин – места святые,

почву рыхлую – для ивы,

твердую – для можжевела,

для дубравы – берег речки.

Принялись расти деревья,

вверх побеги потянулись,

зацвели макушки елей,

разрослись верхушки сосен,

ольхи – на земле сыпучей,

в долах – заросли черемух,

можжевел – на почве твердой.

Ягодники появились,

травы разные возникли,

лишь ячмень не прорастает,

драгоценный злак не всходит.

Так протенькала синица:

«Не взойдет ячмень у Осмо,

Калевы овес не встанет,

коли почву не расчистишь,

для пожога лес не свалишь».

Вековечный Вяйнямёйнен

попросил сковать секиру,

вырубил пожог просторный,

свел красивые деревья.

Лишь березоньку оставил,

где бы птицы отдыхали,

где б кукушка куковала.

Прилетел орел небесный —

пересек простор воздушный,

прилетел узнать, в чем дело:

для чего стоять осталась

эта стройная береза,

дерево породы славной?

Молвил старый Вяйнямёйнен:

«Для того стоять осталась,

чтобы птицы отдыхали,

чтобы мог орел садиться».

Тут пернатый выбил пламя,

огненную искру высек.

Сиверик зажег подсеку,

прилетел восточный ветер,

всю дотла спалил подсеку,

превратил деревья в пепел.

Тут уж старый Вяйнямёйнен

шесть отыскивает зерен,

семь семян в своем кисете,

в сумочке из куньей шкурки,

в кошельке из ножки белки.

Засевать пошел он землю,

рассыпать на почву семя,

сам сказал слова такие:

«Пробудись от сна, землица,

божий луг, очнись от дремы,

поднимай из недр побеги,

стебли укрепляй растений».

Через день ли, два денечка,

даже после третьей ночи,

по прошествии недели

вековечный Вяйнямёйнен

свой посев пошел проведать:

поднялся ячмень на славу —

в шесть сторон торчат колосья,

три узла на каждом стебле.

Тут весенняя кукушка

увидала ту березу:

«Почему стоять осталась

в поле стройная береза?»

Молвит старый Вяйнямёйнен:

«Потому