И опять Пожарский - Андрей Шопперт

По окончании дозора, сложив перед собой уже в Балахне стопки исписанных листов и приходские книги, Замятий Симанов записал в дозорной книге:

«1618 г. Дозорная книга Пурецкой и Жарской волостей Балахнинского уезда письма и дозора подьячего Замятии Симанова. Книги по челобитью вязмичь и дорогобужан.

Лета 7126 году, августа в день 21, по государеву цареву и великого князя Михаила Фёдоровича всея Руси указу, и по наказу государева воеводы Микиты Михайловича Пушкина, Замятия Симанов, взяв с собою тутошних сторонних людей, попов и дияконов, старост и целовалников, и лутчих крестиян, и с теми сторонними людьми, приехав в Балахонской уезд в Пуретцкую волость и в Жарскую половину, по челобитью вязмич и дорогобужан дворян и детей боярских, дозирал и переписывал села и деревни, и починки, и пустоши, и селища, и займища, и в них дворы, и во дворах людей по имянам, и пашню пахану, и переложную, и сено, и лес, и всякое угодье, и какова где земля: добра ли, или середняя, или худа, и по скольку чети на выть пашни пашут.

За Дмитрием Григорьевым сыном Нарматцким в поместье Шалимова, а в ней крестиянских дворов: Ортюшка Исаев, Микифорко Игнатиев, Тренка Микитин. Да бобылских дворов: Петрунка Ондронов, Селиванко Григорьев. Пашни паханы четверть с осминою в поле, а в дву по тому ж, да перелогом и лесом поросло двацеть одна четверть с осминою в поле, а в дву по тому ж. Земля худа. Да к той ж деревне Шалимове сенных покосов на Усове от Хмелевских на Волге три десетины. Да к той же деревне Шалимове (пустошь) Кумохина, пашни перелогом и лесом поросло одиннацеть чети в поле, а в дву по тому ж. Да к той ж пустоши Кумохинской сенных покосов на Большом острову на взгорье полторы десетины.

За Борисом Дмитреевым сыном Бортенева в поместие Федотова, Федосовская тож, а в ней крестиян: Офонка Павлов сын Кокорев, Офонка Иванов, Ивашко Иванов, бобыль Ивашко Олександров. Пашни паханые осмина с малым четвериком в поле, а в дву по тому ж, да перелогом и лесом поросло двацеть пять чети в поле, а в дву по тому ж. Да за ним же деревня Ткальино, а в ней крестиян: Исачко Сергеев, бобыль Митка Григорьев. Пашни паханые осмина с малым четвериком. Земля худа. Да перелогом и лесом поросло осмнацеть чети с осминою в поле, а в дву по тому же. Да к тем же деревням (пустошь) Тюшманова, пашни перелогом и лесом поросло три четверти в поле, а в дву по тому ж.

За Олександром Дмитреевым сыном Челюсткиным в поместие Бородулина, а в ней крестиян: Мартынко Титов, бобыль Иваска Левонтиев, бобыль Марко Олександров. Да к той ж деревне Бородулине сена по реке по Волге десетина. Да за ним же в деревне Хмелеватой, а в ней крестиян: Максимко Софонов, Трешка Елизаров, Филип Суботин, бобыль Сергейко Григорьев, Захарко Иечяев, Гришка Иванов. Пашни паханые в обеих деревнях две чети без полуосмицы в поле, а в дву по тому ж. Пустошь Тредвориппая, пашни перелогом и лесом поросло в деревнях и в пустошах пятдесят чети с полуосминою в поле, а в дву по тому ж. Да в деревне Хмельнинской сена на Попове острову две десетины без малые четверти десетины.

За Васильем за Горелковым сыном Оперкиева в поместие Онцыфорова, а в ней крестиян: Дружинка Федотов, Васка Онисимов, Степанко Неупокоев, пуст, Степанко Симанов, бобыль Волотка. Пашни паханые четверть в поле, а в дву по тому ж, да перелогом и лесом поросло семнацеть чети с осминою в поле, а в дву по тому ж. Деревня Черницыно, а в ней крестиян: Карпунка Дмитреев, бобыль Ларка Григорьев. Пашни паханые осмина в ноле, а в дву по тому ж, да перелогом и лесом поросло четырнацеть чети в поле, а в дву по тому ж. Пустошь Медведково, пашни перелогом и лесом поросло семь чети. Да к той ж пустоши Медведкове сена по реке по Трестяне десеть копен, да за Черною десетина, да к Черницынай сена три десетины. Да за ним же половина пустоши Степановы, а Дранишникова тож, перелогом и лесом поросло четыре четверти с осминою, сена десеть копен, да в отходе на острову на Щукоборе десетина».

Всей книги получилось двести пять листов. Это был труд. Симанов его сделал, сделал быстро и хорошо. Он был собой доволен. Воевода Пушкин отписал в Поместный приказ, что челобитная вязьмичей и дорогобужан удовлетворена полностью, заодно составлена дозорная книга и Пурецкой волости со всеми восемнадцатью поселениями. Всего за Дмитрием Михайловичем Пожарским числилось сто шестьдесят пять крестьян.

Иван Сокол отделился от войска Ивана Заруцкого ещё в начале 1614 года. Казна дончаков находилась в Самаре, сам же Заруцкий вынужден был отступить к Астрахани. А казну как раз и оставил на одного из своих помощников, Ивана Сокола. К тому как раз подошло почти пятьсот казаков с Дона, дабы сходить за зипунами в Казань.

Иван самоубийцей не был. Путь на юг был отрезан боярином Иваном Одоевским, с запада подходили войска окольничего Семёна Головина, оставалась только дорога по Волге на север. Казна была огромна. Заруцкий за семь лет Смуты нахапал золота и серебра столько, что потребовались две ладьи, чтобы всё это перевезти.

Вся флотилия Ивана Сокола насчитывала сорок судов – всё, что плавало по Волге в районе Самары и ниже до Саратова. Немного не доходя до Казани, флотилия разделилась: большая часть, опасаясь царёвых войск, ушла по Каме на север, а сам Сокол с казной и сотней казаков на семи ладьях ушёл к Нижнему Новгороду, а оттуда, попав в Оку, дошли до Гороховца.

Приближалась осень, нужно было искать место для зимовки. Посовещавшись, казаки ещё раз поменяли направление и теперь уже по Клязьме дошли до Клязьминского городка. В сам город не пошли, а заняли село Санниково сорока километрами южнее.

Больше года казаки грабили окрестные деревни и мелкие городки, в том числе и Ковров. Потом переместились в другое село, Мстёра, что чуть севернее тракта, соединяющего Владимир с Нижним Новгородом. Грабили проезжающих купцов, мелкие деревеньки, совершали набеги на монастыри – так и ещё два года прошло. Было несколько недовольных, требовавших разделить казну и отправиться по домам на Дон, но Сокол понимал, что сейчас, с теми силами, что у него остались, этот план неосуществим.

От купцов он знал, что Заруцкого посадили в Москве на кол, его ребёнка от Марины Мнишек тоже казнили, а сама Марина в конце 1614 года умерла в темнице. Про судьбу казаков, что ушли вверх по Каме, было известно мало. Часть нанялась к купцам Строгановым, большая же часть пошла за Урал, завоёвывать Сибирское царство.

Иван Пырьев, стрелец полка Афанасия Левшина, был вполне доволен собой. Он сделал то, о чём они договорились с боярином Иваном Александровичем Колтовским. Ну, если быть точным, то не с самим боярином, конечно, а с его дворовым, боярским сыном Тимофеем Ивановичем Ракитным.

Началось всё с того, что его вызвал пятидесятник Тимофей Струнка и велел «конно и оружно», с запасом еды на седмицу прибыть поутру на двор к князю Пожарскому. Надо будет сопроводить княжонка Петра Дмитриевича в их новую вотчину в Нижний Новгород. Это уже было большой удачей. Да что там удачей – это было огромным подарком.

Поляки Ходкевича и королевича Владислава, который именовал себя «Царём Московским», стояли под самой Москвой, и со дня на день в полку ждали отправки под Боровск, на помощь князю Лыкову. Ляхи с немцами рубились жестоко, не на жизнь, а на смерть, и выжить в той мясорубке было очень проблематично. А тут поездка в Нижний, по вполне безопасной дороге до Владимира, подальше от ляхов, и чуть более опасная от Владимира до Нижнего Новгорода: там пошаливали ещё, по слухам, казаки Заруцкого.