Небесный суд - Стивен Хант

После той гражданской войны прошло пять веков, но гвардейцы по-прежнему неукоснительно следовали заветам Изамбарда Киркхилла, старого рубаки, как называли его когда-то враги. Каждую неделю на Парламентской площади проводился парад, который брал начало от дворца — этой огромной мраморной тюрьмы для искалеченного монарха. После символического снятия королевской маски-намордника король становился на одно колено и прилюдно подтверждал право Палаты Стражей властвовать над народом. В настоящее время единственными свидетелями церемониала была горсточка скучающих зевак, кучка любознательных иностранных гостей страны и длинная череда безмолвных статуй Почетных Парламентариев.

— Смотри! — произнесла Молли и указала куда-то позади повозки. — Капитан Флейр!

Рашель растолкала стоявших перед ней уличных торговцев фруктами и рыбой, чтобы получше разглядеть того, на кого указывала подружка.

— Это он! Молли, ты только посмотри на его мускулы. Да он задаст жару целому полку кассарабийских всадников!

Молли знала, что Рашель в восторге от пошлых бульварных романов, события в которых развивались под шорох шелков расположенных посреди песчаных дюн гаремов, под звон стальных клинков, доносящихся с полей сражений. Впрочем, Рашель права. Капитан Особой Гвардии был действительно чертовски хорош собой. Никакая книжная обложка, никакая иллюстрация не была способна передать его внешность. Плащ капитана Флейра развевался за его спиной словно некое живое существо и был подобен танцующей тени. Пронзительные голубые глаза, казалось, заглядывали людям прямо в душу.

— Ура Гвардии! — раздался откуда-то из гущи толпы почти истерический крик. Его тотчас подхватили сотни других голосов. Потом в толпе кто-то запел «Льва Шакалии», и вскоре патриотические строчки гимна уже звучали со всех соседних улиц.

Молли стояла рядом с Рашелью, чувствуя, как с каждым мгновением ее охватывает чувство гордости за собственную страну. Действительно, пусть крепнет во веки веков славная Гвардия! Королевство Шакалия, небо над которым оберегает Королевский аэростатический флот, а на земле на страже ее границ стоит героическая Особая Гвардия. Да здравствует самая могучая держава континента!

Другие нации пользовались своей мощью для строительства империи, запугивания, а то и порабощения соседей. Но только не шакалийцы. Народ Шакалии не страдал ни от тирании безумных королей, ни от охочих до власти калифов или алчных сенаторов. Спокойные и миролюбивые шакалийцы вырвали зубы у своих потенциальных властителей и вот уже несколько веков процветали — торговали, строили и спокойно и упорно внедряли в жизнь новинки науки и техники. Имейся у каждого шакалийца в городе палисадник перед домом, а в сельской местности — площадка для безмятежной игры в четыре шеста, и для полного счастья больше нечего было бы желать.

У других народов короли-узурпаторы, политические убийства, их сердца рвут на части вопли голодных детей, а сельские земли лежат под парами, в то время как крестьянские армии истребляют друг друга по прихоти местных полководцев. Иное дело шакалийцы. Своим излишне амбициозным глупцам они предоставили возможность спорить и всячески поносить друг друга в Палате Стражей.

У других народов недобрые боги и фанатичные пророки с безумными глазами, которые требуют повиновения, расчленения младенцев, рабства и нищеты для простых людей, и при этом богатство рекой течет в руки тех, кто принадлежит к касте жрецов. Шакалийцы и здесь пошли своим путем: свободная от богов круговистская философия, умиротворяющая медитация и широкая сеть молельных домов. Любой круговистский проповедник мог запросто зайти в любой дом и попросить быстро сварить ему каффиля, но никому бы и в голову не пришло требовать у родителей, чтобы те вырвали сердце живьем у своего ребенка-первенца.

Каждые несколько десятилетий какая-нибудь иностранная держава принимала спокойную приверженность шакалийцев к верховенству закона за отсутствие внешнеполитических амбиций. Принимала добровольную склонность к смиренному изоляционизму за признаки слабого и деградирующего общества. Такая держава обычно приходила к мнению, что нацию лавочников стоит заставить служить тем, кого она создала, вырастила и превратила в воинов и забияк. Враги королевства делали ошибочный вывод, что предпочтение не воевать равнозначно неумению воевать и отказу от войны. Все они в свое время жестоко поплатились за свою преступную наивность. Медленные на подъем шакалийцы на деле оказывались отнюдь не нацией увальней-лавочников, скупердяев-мельников и бестолковых батраков. Наивные иностранцы сталкивались с западней, полной свирепых львов — людей с твердым, неуправляемым характером, совершенно нетерпимых к всевозможным задирам — как иностранным, так и взросшим на нивах своего собственного королевства. Разумеется, не вредило положению королевства на мировой арене и то, что шакалийцы являлись единственной нацией на Земле, обладающей запасами летучего газа. Ни с чем не сравнимый воздушный флот Шакалии был предметом нескрываемой зависти всего мира и являл собой движущуюся стену смерти, готовую в любой момент гарантировать подданным королевства свободы, дарованные им несколько веков назад.

«Лучше быть лакеем в Шакалии, чем принцем в Квотершифте» — так пелось в широко известной застольной песне, и в данную минуту сердце Молли, оказавшейся в самой гуще обезумевшей от шовинистического угара толпы, переполнилось гордостью и восторгом. Затем девочка вспомнила, что в работном доме ее ожидает бидл с безжалостной тростью, и ее сердце упало. Впрочем, к ней довольно быстро вернулась решимость, укрепившаяся при воспоминании об одном из уроков истории в классе покойной демсон Дарней. Эти уроки были сродни драгоценным камням, и Молли их чрезвычайно высоко ценила. Еще бы, ведь они скрашивали безрадостную жизнь. И вот ей вспомнился один из них, вспомнился с удивительной яркостью, как будто не прошло несколько лет со дня смерти женщины, относившейся к Молли с сердечностью родной матери.

Урок проходил в форме изучения письма, написанного много столетий лет назад — это был отчет испуганного квотершифтского посланника в Шакалии своему королю. Дело было задолго до гражданской войны в Шакалии, когда большая часть континента все еще изнывала под тяжким гнетом абсолютистских режимов. Монарх старой королевской династии Шакалии находился в театре, когда публика по неведомой причине неожиданно возмутилась постановкой пьесы и принялась освистывать актеров. Затем, увидев в королевской ложе своего верховного правиле теля, принялась побивать его камнями. Изумленный посланник Квотершифта описывал своему монарху невероятное зрелище: королевская милиция вела на улице арьергардный бой, а разъяренная толпа тем временем гналась за своим дородным августейшим властителем, которому ничего не оставалось, как броситься наутек из подожженного мятежниками театра. Перепуганный посланник страны, где даже покорного раба избили бы до смерти за одно лишь непочтительное обращение к представителю благородного сословия, счел это зрелище возмутительным. Для шакалийцев же в подобном поведении не было ничего необычного.

Молли навсегда запомнила урок. Пусть сама она сирота, воспитанная не слишком ласковым государством, но она никогда не допустит заносчивого бахвальства. Ведь в глазах закона она такая же полноправная гражданка своей страны, как и любое официальное лицо работного дома или хозяйка миддлстилской прачечной.