С любовью, Лара Джин - Дженни Хан

– Нет.

Он целует меня сам так, словно у нас есть все время мира, и говорит:

– Что будет, если я вернусь, когда все заснут, и останусь на ночь? И уйду рано утром? До рассвета?

Я с улыбкой отвечаю:

– Этого делать нельзя, так что мы не узнаем, что будет.

– Но что если все-таки…

– Папа меня убьет.

– Не убьет.

– Убьет тебя.

– Не убьет.

– Не убьет, – соглашаюсь я. – Но во мне он будет очень разочарован, а на тебя – сердит.

– Только если нас поймают, – говорит Питер, но без особого напора. Он тоже не хочет рисковать и старается нравиться моему отцу.

– Знаешь, чего я жду больше всего? – Он тянет меня за косичку, прежде чем продолжить. – Того дня, когда нам не придется прощаться на ночь. Ненавижу прощания.

– Я тоже, – отвечаю я.

– Жду не дождусь колледжа.

– Я тоже, – говорю я и целую его еще раз, а потом выпрыгиваю из машины и бегу домой. Я смотрю на ночное небо, луну, звезды и загадываю желание: «Господи, пожалуйста, пусть меня возьмут в университет Вирджинии».

– КАКИМИ БЛЕСТКАМИ МНЕ ПОСЫПАТЬ парик Марии-Антуанетты – розовыми или золотыми? – Я подношу пасхальное яйцо к камере ноутбука, чтобы Марго могла рассмотреть. Оно покрашено в бледный оттенок бирюзового, и сверху декупажом наклеен профиль Марии-Антуанетты.

– Покажи поближе, – говорит Марго, щурясь в камеру. Она в пижаме, на лице косметическая маска. Волосы отросли до плеч, а значит, скоро она их подстрижет. Мне кажется, она теперь все время носит короткие волосы. Ей очень идет.

В Шотландии ночь, а у нас еще день. Между нами пять часов времени и три тысячи пятьсот миль. Марго в своей комнате общежития, а я дома, за кухонным столом, в окружении пасхальных яиц, мисок с краской, стразов, наклеек и пушистых белых перьев, оставшихся от рождественских украшений, которые я делала несколько лет назад. Ноутбук стоит на стопке поваренных книг. Марго составляет мне компанию за украшением яиц.

– Я хочу сделать вокруг портрета рамку из жемчужин, – сообщаю я.

– Тогда лучше розовые блестки, – отвечает она, поправляя маску. – Розовый будет ярче.

– Вот и я так думаю.

Я принимаюсь наносить розовые блестки на рисунок старой кисточкой для теней. Предполагалось, что мы будем делать это вместе с Китти, как в старые добрые времена, но ее пригласили в дом Мэйделин Клингер. Приглашение от Мэйделин – событие редкое и торжественное, поэтому я даже не могу обидеться на сестру.

– Ты уже скоро узнаешь?

– В этом месяце.

Я принимаюсь выкладывать жемчужины. С одной стороны, я хочу уже получить ответ, а с другой – я рада, что у меня есть еще время побыть в неизвестности… время надежды.

– Тебя возьмут, – говорит Марго. Это звучит как пророчество.

Все считают, что меня примут в университет Вирджинии без проблем. Все: Питер, Китти, Марго, папа, школьный психолог. Я не решаюсь говорить это вслух, чтобы не сглазить, но… возможно, я тоже так думаю. Я все для этого сделала. Набрала двести баллов в квалификационном тесте. Оценки у меня почти такие же хорошие, как у Марго, а Марго туда приняли. Я сделала все, что нужно было, но достаточно ли этого? Теперь мне остается только ждать и надеяться.

Когда я приклеиваю белый бантик к верхушке яйца, у меня возникает подозрение, и я кошусь на сестру:

– Постой-ка. Если я поступлю в университет Вирджинии, ты не станешь уговаривать меня выбрать другой университет, чтобы я расправила крылья?

Марго смеется, и маска сваливается с ее лица. Она возвращает ее на место и говорит:

– Нет. Я верю, что ты знаешь, что делаешь.

Она говорит правду, я чувствую. Я тоже начинаю в это верить. Верю, что, когда настанет время, я выберу то, что для меня лучше всего. А это университет Вирджинии.

– Один совет, – продолжает Марго. – Найди себе друзей сама. У Питера их будет много, потому что он спортсмен; но его друзья необязательно будут такими людьми, с которыми захочешь дружить ты. Поэтому найди своих друзей, своих людей. Это большой университет.

– Хорошо, – обещаю я.

– И обязательно присоединись к союзу студентов азиатского происхождения. Ты не представляешь, как мне не хватает этого здесь. Знаешь, это ведь здорово: не только учиться, но и разбираться в своей расовой идентичности. Как Тим.

– Какой Тим?

– Тим Монахан из моего класса.

– А-а-а, Тим, – вспоминаю я. Он кореец, но усыновленный. В нашей школе не так уж много азиатов, поэтому мы все друг друга знаем, хотя бы шапочно.

– В школе он никогда не водился с другими азиатами, а потом поступил в технический университет, познакомился с кучей корейцев и теперь, я слышала, президент азиатского братства.

– Ого!

– Хорошо, что в Шотландии братства[6] не приняты. Ты же не собираешься вступать в сестричество? Если собираешься, я не буду осуждать! – торопливо добавляет она.

– Я об этом не думала.

– Питер наверняка вступит в братство.

– Он тоже об этом ничего не говорил…

Хотя я легко могу представить его в братстве.

– Я слышала, трудно встречаться с парнем из братства, если ты сама не в сестричестве. Постоянные встречи, вечеринки… Проще, если дружишь с девочками из твоего сестричества. Не знаю. Мне все это кажется глупым, но, может, оно того стоит. Говорят, там популярно рукоделие. – Она выразительно шевелит бровями, намекая на мое хобби.

– Кстати, – я поднимаю яйцо к камере, – та-да!

Марго наклоняется поближе, чтобы рассмотреть.

– Ты должна открыть свой бизнес! Покажи остальные.

Я поднимаю коробку с яйцами. В ней дюжина пустых скорлупок: бледно-розовые с неоновыми зигзагами, ярко-голубые с лимонно-желтыми, сиреневые с сушеными бутонами лаванды. Я была рада найти повод использовать лаванду. Несколько месяцев назад я купила целый пакет для лавандового крем-брюле, и с тех пор он занимал место в шкафу.

– Что ты собираешься с ними делать? – спрашивает Марго.

– Отнесу в Бельвью, пусть выставят в приемной. Там всегда мрачно, как в больнице.

Марго откидывается на подушки.

– Как дела у всех в Бельвью?

– Хорошо. Я была так занята подачей документов и учебой, что ходила туда реже, чем раньше. Теперь, когда я больше там официально не работаю, время находить труднее. – Я кручу яйцо в руках. – Это я, наверное, подарю Сторми. Очень в ее стиле. – Отложив яйцо с Марией-Антуанеттой сушиться, я беру сиреневое и принимаюсь украшать его пастельными стразами. – Но я постараюсь навещать их чаще.