Ошибка юной Анны - Вадим Норд

Нагулявшись всласть по зимнему Петербургу (триста метров быстрым шагом под пробирающим до костей ветром – чашка кофе в теплом кафе, еще триста метров – еще одна чашка кофе, желательно с коньяком или ромом), Александр решил взять такси и перехватить Августу возле клиники, в которой она работала врачом-лаборантом. До этого они договаривались встретиться на площади Восстания, но Александр подумал, что в такую погоду не очень приятно идти от работы до метро пешком, пусть даже идти совсем недалеко. Чтобы не разминуться с Августой, он рассчитал время с двадцатиминутным запасом. Сидел в теплом уютном салоне такси, смотрел на двери, из которых должна была выйти Августа, слушал Коулмена Хокинса и думал о том, что в московском такси Хокинса никогда не услышишь, там вообще джаз не в почете, преобладает многонациональный шансон.

Августа вышла на самом пике очередного виртуозного музыкального пассажа. Александр заслушался и потому не сразу выскочил ей навстречу из машины. И хорошо, что не выскочил, потому что следом за Августой вышел высокий длинноволосый пижон в черном пальто. Почему Александр сразу классифицировал спутника Августы как пижона? Да потому что кто, кроме пижона, станет ходить без шапки студеной петербургской зимой? Локоны ему спрятать жалко? Длинный яркий красно-желто-зеленый шарф тоже не подходил ни к сезону, ни к строгому деловому фасону пальто. Правда, локоны и концы шарфа развевались на ветру очень красиво, эффектно, броско. Пижону ветер был не помеха, он встал у крыльца так, чтобы заслонить от ветра Августу, и простоял с ней несколько минут. И минуты эти показались, Александру вечностью. Спутник Августы придерживал ее за локоть, говорил что-то на ухо и вообще вел себя крайне фамильярно. Казацкая часть крови в Александре вскипела, в голове застучали надсадные злые молоточки, пальцы сами собой сжались в кулаки. Ему захотелось выйти, подойти к пижону и… Дальше он не успел осознать свои желания, потому что немецкая часть его крови ожидаемо подавила казацкую, – молоточки перестали стучать, кулаки разжались. Александр осознал, что он, сам того не желая, попал в дурацкую ситуацию и незачем ее усугублять глупым поведением. Самое правильное – сидеть в такси и ждать, чем закончится дело. Не исключено, что придется уехать, не объявляясь, чтобы Августа ненароком не решила, что он за ней следит.

Уезжать втихаря Александру не понадобилось, потому что Августа пошла по тротуару к метро, а пижон вернулся обратно. Перед расставанием он не то поцеловал Августу, не то шепнул что-то ей на ушко, а она ему мило улыбнулась. Августа вообще мило улыбалась, и улыбка ее могла быть простым проявлением вежливости, но Александру показалось, что она улыбнулась особенно приветливо, особенно мило, точно так, как улыбалась ему. «Проводить, что ли, выходил?» – неприязненно подумал Александр, вылезая из машины навстречу Августе.

– Ой! – обрадованно воскликнула Августа, увидев Александра. – Ты решил за мной заехать! Как мило. Давно ждешь?

– Только что подъехал, – соврал Александр, почуяв подвох в вопросе.

Соврал – и лишился возможности узнать хоть что-то о пижоне, провожавшем Августу. Так бы еще можно было спросить словно невзначай про длинноволосого, уж не артист ли какой, больно лицо знакомое. Или пошутить над тем, какой морозоустойчивый у Августы знакомый, стоит на ветру без шапки и не морщится. Слово за слово – и ситуация прояснилась, хотя бы частично. А Александру очень хотелось ее прояснить. Но, соврав, он лишился такой возможности. «Глупости», – подумал он, глядя в сияющие глаза Августы, однако, целуя ее, уже думал, что никакие это не глупости. Пижону можно было бы проститься с Августой и в вестибюле, не выходя на улицу. Зачем он выходил? Демонстрировал особое отношение? Или хотел уединения, хотя бы и вот в таком, уличном, неуютном варианте?

От ненужных беспокойных мыслей имеется только одно средство – игнорирование. Но, к сожалению, игнорировать мысли удается далеко не всегда. Ты гонишь их в дверь, а они назойливо лезут в окно. Не было дня, чтобы Александр не вспоминал о мужчине, которого видел вместе с Августой. Хорошо хоть, перестал называть его Пижоном. Мелко и недостойно лепить незнакомому человеку презрительные клички, особенно если подозреваешь в нем соперника. Теперь длинноволосого незнакомца он называл просто – «Он». Причем «Он» с оттенком неприязни. Homo sum, humani nihil a me alienum puto[5].

Новый год они с Августой встречали порознь, каждый в своем городе. Третьего января Александр снова приехал в Питер на три дня, но то ли сказалась кратковременность разлуки, то ли что-то другое, однако радость от встречи была какой-то блеклой, слабой. Он даже спросил, не случилось ли чего у Августы. Она ответила, что ничего не случилось, просто сильно устала от праздника, растянувшегося на несколько дней. Сказала она правду или просто прикрылась удобным предлогом, Александр так и не понял. Хотелось верить, что сказала правду.

Босс и компаньон Геннадий Валерианович отказался от мысли открывать филиал в Петербурге, решил, что лучше будет открыть вторую клинику в Москве. Хотя Александр уже мысленно настроился, что переедет в Петербург для руководства филиалом, и Августа это только приветствовала, потому что сама из родного города уезжать не собиралась, ссылаясь на то, что не хочет забирать сына из школы, которая ему очень нравится и к которой он привык, да и вообще не хочет вырывать ребенка из привычной среды. Резонное, в общем-то, желание, Александр ее понимал. Известие о том, что питерский филиал «отодвинут в будущее», Августа восприняла спокойно, сказала лишь, что «будет еще и на нашей улице праздник», но не могло ли это обстоятельство повлиять на их отношения? Вдруг она решила, что изменение планов было вызвано тем, что Александру расхотелось переезжать в Петербург? Он очень надеялся на то, что Августа не станет так думать.

Ничего особенного, ничего плохого не случилось, но появившаяся напряженность, которую Александр явственно ощущал, не спешила исчезать, а только усиливалась. В скайпе они в последнее время стали встречаться реже. То едва ли не каждый вечер болтали, хотя бы понемногу, а сейчас только раз-два в неделю, причем нередко вместо видео-звонка от Августы приходило сообщение: «Привет! Как дела? У меня все ОК». Александр отвечал, что у него тоже «все ОК», хотя это было верно всего лишь наполовину. На работе все было ОК, клиника «La belle Héléne» оправилась после пережитых потрясений и вроде как крепко стояла на ногах. Даже определенные перспективы вырисовывались, причем вырисовывались явно, не в воображении, а в реальности. И складывалось все очень удачно, один к одному, тютелька в тютельку. Едва босс успел договориться о кредите на открытие новой клиники, как на Таганке, по Гончарной улице, освободился удобный старинный двухэтажный особнячок, как раз такой, какой был нужен. Здание, построенное в позапрошлом веке, требовало хороших вложений, но оно того стоило. Стильное, респектабельное, да и располагалось отдельно – не нужно было его ни с кем делить, очень удобно. Вдобавок ко всему у усадьбы был просторный двор, где без проблем могли парковаться сотрудники и клиенты.