Кинг-Конг-Теория - Виржини Депант

Мы срослись не столько с идеей о нашей собственной неполноценности – какими бы жестокими ни были орудия контроля, повседневная история показала нам, что мужчины по природе ни в чем не превосходят и ничем особенно не отличаются от женщин. Проблема в том, что в нас до мозга костей въелась идея о том, что наша независимость – это зло. И эту же мысль с остервенением повторяют СМИ: сколько статей было написано за последние двадцать лет о женщинах, пугающих мужчин, о тех, кто за свои амбиции и странности поплатились одиночеством? Как будто быть вдовой, брошенной, остаться одной во время войны или подвергнуться домашнему насилию – современное изобретение. Нам всегда нужно было обходиться без посторонней помощи. Утверждать, что до семидесятых мужчины и женщины ладили лучше – это ложь и искажение истории. Мы просто реже пересекались, вот и все.

Аналогичным образом и материнство стало неотъемлемой частью женского опыта, которая теперь ценится выше всех других: давать жизнь – это прекрасно. Едва ли когда-то раньше пропаганда материнства была такой назойливой. Современный систематический метод двойного принуждения – чистой воды издевательство: «Рожайте, это прекрасно, только это позволит вам стать в полной мере женщинами, раскрыться и реализоваться», но рожайте в обществе, летящем под откос, где работа по найму – условие выживания, но не гарантирована никому, особенно женщинам. Рожайте в городах, где не найти постоянного жилья, где школа отказывается от своих обязательств, где детям агрессивно промывают мозги реклама, телевидение, интернет, продавцы газировки и прочие. Без детей нет женского счастья, но воспитывать их в достойных условиях практически невозможно. Женщины непременно должны чувствовать, что потерпели поражение. За что бы они ни взялись, надо показать, что у них ничего не вышло. Верного подхода не существует: что бы мы ни выбрали, мы обязательно ошиблись, и на нас возлагают ответственность за провал, когда на самом деле это ответственность коллективная. Оружие против нашего гендера особое, но метод применим и к мужчинам. Хороший потребитель – неуверенный в себе потребитель.

Удивительно и мерзко осознавать, что феминистская революция семидесятых не привела к реорганизации ухода за детьми и управления домашним хозяйством. Эти виды труда так и остались добровольными, а значит женскими. Мы остались в том же сословии ремесленниц. Ни политически, ни экономически мы не вторглись в общественное пространство, не захватили его. Мы не создали таких яслей и таких мест присмотра за детьми, как нам нужно, мы не создали индустриализированных систем домашнего хозяйства, которые бы нас эмансипировали. Мы не инвестировали в этот экономически выгодный сектор ни ради собственной прибыли, ни на благо нашего сообщества. Почему ни одна не додумалась изобрести аналог ИКЕА для ухода за детьми, аналог «Макинтоша» для домашнего труда? Коллективная сфера осталась мужской территорией. Нам не хватает уверенности в собственном праве инвестировать в политическое – и это просто мелочь, если вспомнить физический и моральный террор, которому мы подвергаемся. Будто другие будут решать за нас наши проблемы, будто наши частные заботы не так важны. Мы неправы. Очевидно, что при соприкосновении с властью женщины становятся такими же коррумпированными и отвратительными, как и мужчины, и все же нельзя отрицать, что существуют и специфически женские вопросы. Наш уход с политического поля показывает нашу собственную нерешительность по отношению к эмансипации. В политике, чтобы бороться и побеждать, нужно быть готовой пожертвовать своей женственностью, ведь нужно уметь драться, торжествовать, показывать свою силу. Никакой мягкости, приятного обхождения, услужливости – надо разрешить себе подчинять другого, причем публично. Обходиться без его согласия, применять силу в лоб, не жеманясь и не расшаркиваясь, потому что редкий соперник захочет поздравить вас с тем, что вы его победили.

Материнство стало самой восхваляемой стороной существования женщины. Кроме того, на Западе это еще и та сфера, где власть женщины особенно сильно возросла. Тот тотальный материнский контроль, который с давних пор касался лишь дочерей, теперь распространился и на сыновей. Мама знает, что лучше для ее ребенка, повторяют нам на все лады, ей будто бы от природы присуща эта поразительная сила. Общественное устройство в точности повторяет эту семейную модель: мы живем под все более пристальным надзором государства, которое лучше нас знает, что нам есть, пить, курить, употреблять, что нам можно смотреть, читать, понимать, куда мы должны ездить, на что тратить деньги, как развлекаться. Когда Саркози призывает полицию дежурить в школе, а Сеголен Руаяль настаивает на военном патрулировании улиц в неблагополучных кварталах, они приучают детей не к маскулинному образу закона, а к продолжению абсолютной власти матери. Только она умеет наказывать, контролировать детей и держать их в состоянии продленного младенчества. Государство, берущее себе роль всемогущей матери, – это фашиствующее государство. При диктатуре гражданин снова превращается в младенца: спеленутого, накормленного, его держит в колыбели некая вездесущая сила, которая все знает, все может, имеет все права на него, и все это для его же блага. Индивид лишается автономии, способности совершать ошибки или подвергать себя опасности. Вот к чему тяготеет наше общество – возможно, из-за того, что наши лучшие времена уже далеко позади, мы возвращаемся к стадии коллективного общественного устройства, которое инфантилизирует индивида. По традиции мужские ценности – это ценности экспериментирования, рисков, разрыва с домом. Когда со всех сторон мужественность женщин презирают, сдерживают, объявляют вредной, мужчинам не стоит радоваться или думать, что они в безопасности. Их автономия тоже поставлена под сомнение. В либеральном обществе всеобщего надзора мужчина – заурядный потребитель, и давать ему намного больше власти, чем женщинам, нежелательно.

Коллективное тело функционирует так же, как индивидуальное: если система невротизирована, она самопроизвольно запускает механизмы саморазрушения. Когда коллективное бессознательное посредством таких инструментов власти, как СМИ или индустрия развлечений, придает сверхценность материнству – это делается не из любви к женскому и не из общей благожелательности. Добродетельная мать – это подготовка коллективного тела к регрессии в фашизм. Власть, дарованная больным государством, неизбежно подозрительна.

Мужчины стали жаловаться, что, дескать, феминистская эмансипация лишает их мужественности. Они ностальгируют по временам, когда их сила коренилась в угнетении женщин. Но они забыли о том, что это их прежнее политическое преимущество всегда имело свою цену: тело женщины принадлежало мужчине лишь взамен на то, что тело мужчины принадлежало производству в мирное время и государству – в военное. Женское тело конфискуется одновременно с мужским. Не выигрывает в этом деле никто, кроме горстки власть имущих.

Самым известным солдатом войны в Ираке стала женщина. Сегодня государства отправляют на фронт своих бедняков. В вооруженных конфликтах принимают участие как мужчины, так и женщины. Разделение теперь все чаще происходит по линии социального класса.

Мужчины резко осуждают социальную или расовую несправедливость, но проявляют чудеса толерантности в вопросах мачизма. Многие пытаются объяснить, что феминистская борьба вторична, что это буржуйское развлечение, в котором нет ничего существенного или актуального. Надо быть идиотом или конченым подонком, чтобы осуждать одни формы угнетения и поэтизировать другие.