Лекарство от верности - Галия Мавлютова

В юности Вовке нравилась моя походка. Он счастливо улыбался, глядя, как я бойко цокаю каблучками по бетонному тротуару. Тайком от мамы я поставила на школьные туфельки металлические набойки. Иногда мы ходили гулять к Добролюбову, садились у памятника на скамейку. И молчали. Вовка прерывисто вздыхал. Мимо пробегали люди, они спешили жить, зарабатывать деньги, а мы сидели и никого вокруг не видели, будто кругом мелькали какие-то тени, а не живые люди. Я запахивала пальто, клала ногу на ногу, мне казалось, что я выгляжу эффектно и грациозно. Вовка задерживал дыхание, ему нравились мои актерские манипуляции. Почему-то мы ни с кем не дружили. Нам хватало самих себя. Мы погружались друг в друга, как в бездонный океан, и плавали в нем – две рыбы подросткового возраста. Вовка бережно поправлял воротник моего пальто, чтобы я не простудилась. Иногда мы прятались от всех в парадном и сидели на подоконнике. Разговаривали, молчали, вздыхали. И все-таки оставалась какая-то недосказанность. Мы не знали тогда, что эта недосказанность останется в нас навсегда. Мы утаили друг от друга самое главное. И никогда уже не узнаем, что скрывалось за этим. А главными в наших отношениях были мы сами. Мы не знали, что нас объединяет. И никто этого не знал.

В старшем классе Вовкины ухаживания мне наскучили. В школе появился новый ученик, Константин. Все девчонки просто с ума сходили, забрасывая его записками, посылали воздушные поцелуи в красивую спину, загадочно и томно улыбались, нагло высовываясь перед ним, заглядывали ему в глаза, выискивая в них тайный интерес. Но прекрасный юноша никого не замечал, лишь надменно улыбался кривой улыбкой. Всех девчонок Константин обходил как некую преграду на пути к высокой цели. Общее состояние влюбленности охватило всю школу: от первоклашек до десятиклассниц. Тут же были укорочены юбки и форменные платья. Все стены по периметру школьных лестниц были исписаны афоризмами подобного содержания: «Люблю Константина! Марина», «Умру от любви к Костеньке! Надька», «Костя, я хочу тебя! Лена», «Костя, отдамся тебе в любое время суток! Татьяна». Последнюю запись все девчонки выучили наизусть и тихо пришептывали текст романтического содержания, закатывая глаза в небо. Кто-то забелил непристойные признания известью. На следующий день ослепительно белые стены вновь пестрели эротическими признаниями. Но красавец Константин ничего не замечал.

Однажды я пришла в школу в новых колготках, которые удачно умыкнула из маминого шкафа. Колготки расползлись стрелами. Навстречу мне шел великий Константин. Стыд и страх облепили мою душу пластилином.

– Вам помочь? – спросил Константин.

– Н-нет, н-не нужно, я сама справлюсь, – прошептала я, умирая от тяжести неловкости и смущения.

– Ничего страшного, – сказал он, – у моей мамы точно такие же колготки. Только что из Италии привезли. Рвутся прямо на глазах.

Красная от нахлынувшего смущения, я отвернулась от него. Стыд залепил глаза, страх сковал губы. Я не знала, что нужно делать в такой ситуации, как себя вести, ведь я еще ни разу не попадала в нелепые ситуации в присутствии мужчины.

– Я отвезу вас домой. Вы далеко живете? – спросил благородный рыцарь.

И я уже знала, что вся школа наблюдает за нами. Я оперлась на его руку. Это была не привычная Вовкина рука. Чужая рука чужого мальчика. Но от нее исходило тепло, непомерно приятное и волнующее.

– На Большом, на Петроградской, здесь недалеко, – чуть громче прежнего произнесла я. Мы прошли по школьному коридору сквозь шеренгу любопытных глаз. Во дворе стояли бежевые «Жигули».

– Садитесь в машину, – Костя вежливо распахнул дверцу.

Я с трудом протиснулась в салон.

– Меня зовут Костей, а вас? – спросил он, поворачивая ключ зажигания.

– Варварой, – буркнула я, жутко злясь на маму.

Ведь это мама выбрала мне имя. Варвара, Варенька, Варюша, простое и грубое. Я всегда ненавидела это имя. Я даже не могла слышать, когда его произносили вслух другие, во мне сразу возникало труднопреодолимое желание – оглохнуть, причем немедленно. Сама себе я казалась девушкой с ведром. Вар-ва-ра. Мое имя, безусловно, произошло от варваров.

– Красивое имя. Варвара. Варя. Варюша, – сказал Константин.

Красивый юноша несколько раз кряду произнес ненавистное мне имя, но в его устах оно звучало иначе. Вдруг мое имя зазвучало таинственно и загадочно, будто кто-то осторожно и нежно потрогал фортепианные клавиши в ночной тишине, нечаянно вспугнув бесконечную ночь.

– Вам нравится мое имя? – изумилась я.

– Очень красивое имя, и фамилия, наверное, под стать? – спросил он.

Лучше бы не спрашивал. Я – Варвара Березкина. А могла, наверное, быть непосредственно Березиной, без колкого «к» посередке. Я опустила голову почти на колени, ниже уже некуда.

– Березкина, – прошептала я.

– Варвара Березкина, здорово! – восхищенно выдохнул Костя. – У красивой девушки должно быть красивое имя.

А мне внезапно стало дурно – для великолепного Константина я уже была настоящей девушкой. Пришлось позабыть про рваные колготки. Я зарделась, щеки разгорелись. Настоящая Варвара.

– Вот мы и на Большом, где ваш дом? – спросил Костя, и я со всего размаху опустилась на землю.

– Вот мой дом, – взмахнула я рукой и замерла.

На тротуаре перед моим домом стоял неприкаянный Вовка. Закусив губу, он смотрел на меня, будто хотел пронзить взглядом насквозь. Я почувствовала его боль, Вовке было больно. Его боль перешла ко мне, проникла в тело, руки сразу задрожали, пальцы выбили дробь на коленях. Костя удивленно посмотрел на меня.

– Не бойтесь, здесь никого нет. Вас никто не увидит, – сказал он. Костя чувствовал мою боль, переживал мой стыд. В первый раз я ощутила разнополярность восприятия. Все люди переживают эмоции по-разному, и в то же время одинаково. Я вышла из машины. Подошла к Вовке. Послала воздушный поцелуй Косте. Все сделала правильно. И все равно совершила ошибку. Так обычно бывает во взрослой жизни, вроде бы все делаешь как надо, но все верное и правильное тут же превращается в страшную и непоправимую беду. Костя тут же уехал с каменным, абсолютно непроницаемым лицом. А мы с Вовкой остались вдвоем на проспекте.

– Кто это был? – спросил Вовка.

Он спросил строгим тоном отца и мужа, будто справлялся о полученных отметках в школе. У моего мужа всегда был слишком строгий голос с суровой ноткой, как у привередливого начальника.

– Костя. Наш новый ученик, – ответила я, капризно передернув плечами. – Предложил подвезти меня. У меня небольшая неприятность. Вот, посмотри, что случилось.

Рваные чулки больше не беспокоили меня. Смущение исчезло. Странно, но перед Вовкой у меня не возникало чувства стыда. Я могла бы раздеться перед ним донага. И вдруг я почувствовала, как застучало мое сердце. До этой минуты я никогда не думала, не знала, что могу стоять перед ним в чем мать родила, что могу быть нагой и невинной одновременно.

– Никогда больше не делай этого.