В запредельной синеве - Карме Риера

– Добрый вечер, капитан Гарц! Моя госпожа послала меня просить вас оказать ей честь своим визитом.

– Я сейчас несколько спешу. Кроме того, мне кажется, что это неподходящее время для визитов вежливости. По правде сказать, у меня назначена встреча, я уже обещал…

– Отложите ее, сеньор! – произнесла она, заговорщицки улыбнувшись и взяв меня за руку. – Моя госпожа никогда не простит мне, если я позволю вам уйти. Я должна провести вас к ней прямо сейчас. Вы не раскаетесь в этом, уверяю!

Я покорился и, говоря по правде, был горд тем, что слухи о моих достоинствах достигли ушей столь высокородной дамы. Пока мы шли к апельсиновым деревьям, я ощутил сладкий и сильный запах цветущего жасмина и мирта, который как будто окутывал ароматным занавесом остальные органы чувств, особенно зрение. Сад становился все гуще, а небо затянуло тучами. Несколько раз я спрашивал у моей провожатой, куда мы идем, но безуспешно. Я предположил, что она хочет запутать меня, поскольку мы направляемся в некое секретное место, дабы нельзя было понять, где находится дом. Мы прошли еще немного и ступили на тропинку, которая привела нас прямо к гроту, откуда начинался какой-то ход.

– Не бойтесь, капитан Гарц! Иным способом в это недоступное место не попасть, но я уже говорила, что выполняю приказ госпожи.

Мы прошли еще сотню шагов по проходу, и девушка внезапно остановилась перед дверью. Она постучала – и изнутри открыли. Мы оказались в помещении, где было не так холодно, но так же темно. Сильный запах базилика ударил в нос, из чего я заключил, что на сей раз оказался в прихожей дома.

– Мне было очень приятно сопровождать вас, капитан Гарц! – произнесла моя провожатая, разжимая руку, которой столь долго и нежно сжимала мою. – Но теперь я оставляю вас. Другой слуга проводит вас в покои моей госпожи.

Мне почти не пришлось ждать. Тут же появился юноша (во всяком случае, так мне показалось по голосу), который повел меня через тьму. Мы шли довольно долго. Наконец он предупредил, что прямо за дверью меня ожидает госпожа, и простился. Лишь продвинувшись дальше в полумрак спальни, я увидел причудливой формы кровать с задернутым пологом. На узорчатый дамаст красного цвета бросал отблески светильник, стоящий на столе, заставленном мясными закусками и фруктами. Из-за полога ко мне обратился голос, прохладный, как озноб:

– Не бойтесь, капитан Гарц! Я пригласила вас, поскольку ваша слава похитила мое сердце и придала мне необходимую смелость. Ешьте и пейте все, что возбуждает в вас аппетит, ибо дорога сюда была не короткой, и я уверена, что вы испытываете голод.

Я отщипнул виноградину и пригубил вина: мне гораздо больше хотелось не утолить голод, а увидеть ту, что говорила со мной. Но когда я приблизился к ложу, чтобы проверить, столь ли прекрасно ее лицо, как и голос, светильник погас. Мне показалось, что виновато в этом было магическое искусство незнакомки, а не ночной ветерок, ибо дамастовые занавеси не шелохнулись, когда я хотел их отдернуть.

– Сеньора, я надеюсь услужить вам, чем могу, но мне хотелось бы знать ваше имя и увидеть своими глазами ту несравненную красоту, о которой я могу только догадываться, – произнес я.

– Капитан Гарц, – ответила она, смеясь и протягивая изящные руки для приветствия, – мне весьма приятны ваши слова, которые свидетельствуют о прекрасных манерах, кои я ценю, но я никак не могу назвать вам свое имя и уж тем более – показать лицо. Именно поэтому слуги провели вас в мои покои иным путем, чем прочих визитеров. Я, как вы могли догадаться, принадлежу к высшим кругам этого города, и, поверьте, только ваши исключительные заслуги укрепили во мне отвагу вас принять. Но оставим светские любезности, капитан Гарц, ибо рассвет прогонит эту ночь так же, как и любую другую.

Кровать оказалась гораздо более мягкой, чем та, что ждала меня в тот день, а тело прекрасной незнакомки, которая очень скоро перестала быть столь уж незнакомой, было бесконечно более мягким и нежным. Эта ночь оказалась самой короткой из тех, что прожиты мною, и – самой жаркой. Утехи любви сменялись разговорами, а потом вновь уста смолкали. Моя дама, любопытная, как все женщины, желала, чтобы я изложил ей по порядку всю мою жизнь, о которой ей уже было кое-что известно: с какого времени я капитан, сколько человек у меня в команде, что у меня за корабль, могу ли я перевозить пассажиров и в каком количестве, как управлять судном. Я удовлетворил ее любопытство исчерпывающими ответами, она же, как я ни настаивал, так и не открыла мне ни своего имени, ни лица, хотя тело было открыто для страстных поцелуев и волнующих ласк.

Негромкая песнь жаворонка возвестила о скором прощании. Перед тем как расстаться, моя дама пообещала, что на следующую ночь пришлет за мной слугу, дабы тот отворил калитку в стене. Она заставила меня поклясться, что я не стану рассказывать о нашем свидании никому, во всяком случае на Майорке, ибо считала, что взять с меня слово молчать всегда и везде невозможно, поскольку, как она могла заключить, я получаю удовольствие от своих рассказов не меньше, чем от самих дел. Не имея возможности осмотреться, я покинул виллу через тот же потайной ход, что вел в сад, сопровождаемый теми же слугами. Когда я вышел на улицу, мальчик, что так недавно преследовал меня, вручил мне кошелек, полный монет, – подарок своей госпожи, отказываться от которого я посчитал дурным тоном.

Взволнованный происшествиями этой ночи, я, как только открыли городские ворота, вернулся на «Лебедь». На то, чтобы восстановить силы, понадобилась всего пара часов сна, но день в ожидании вечера тянулся бесконечно. Пока я следил за тем, чтоб мои подчиненные хорошо выполняли свою работу, голова была полна воспоминаниями о прошедшей ночи. Любая вещь напоминала о моей даме. Оливковое масло в глиняных кувшинах было того же цвета патоки, что и ее волосы – длинные и тяжелые на ощупь, казавшиеся мне то русыми, то темно-медовыми.

Когда пришло время, я отправился, сжигаемый страстью, к стене, окружавшей сад, с твердым намерением узнать, в каком точно месте открывается потайная дверь и какие дома расположены рядом. Хотя я и обещал не рассказывать никому на Майорке о нашей встрече (а я человек слова), мне хотелось узнать, кому принадлежит сей сад, и выяснить каким-нибудь образом там, где мне могли бы объяснить, куда идет ход, по которому меня вели. Но у меня почти не было времени, чтобы сосредоточиться на чем-либо или чтобы толком сориентироваться, потому что, как только я подошел к калитке, мне открыли.

– Добро пожаловать, капитан Гарц! – произнес слуга. – Наша госпожа ждет вас.

Молча улыбаясь, служанка, сопровождавшая меня накануне, взяла меня за руку и снова повела через сад и апельсиновую рощу к гроту, откуда начинался тайный ход, который на сей раз показался мне длиннее и холоднее. Когда мы вышли из него, у меня создалось впечатление, что это какое-то другое место, потому что дыхание моря, смешанное с запахом подгнивших водорослей и ракушек (которое, как вы понимаете, я не спутаю ни с чем) проник во все мои поры, а слух уловил его глухой и темный рокот в прибрежных скалах.