Семейная книга - Эфраим Кишон

Эфраим Кишон

Эта книга для всех. Для евреев и антисемитов, для умных и глупых, для богатых и бедных, правых и левых, любящих и ненавидящих, разбрасывающих камни и собирающих камни, строящих и разрушающих, обнимающих и уклоняющихся от объятий; для людей, живущих в любой точке мира. Ибо тема ее вечна — семья, дети. Я горжусь тем, что Господь и издательство «Гешарим» оказали мне честь познакомить читающих по-русски с творчеством одного из выдающихся юмористов современности — Эфраима Кишона.

Переводить Кишона трудно. Потому что все время смеешься и хочешь тут же прочитать перевод знакомым, поделиться очередной радостью открытия находок автора. А находок множество. Ведь Кишона переводят на все языки мира. Я желаю вам, дорогие читатели, много радости от общения с этим удивительным писателем и удивительным человеком. Ибо биография Кишона стоит нескольких книг. Впрочем, он сам рассказал о себе в книге-интервью, написанной вместе с известным израильским журналистом Яроном Лондоном.

Остается лишь поблагодарить все организации и отдельных граждан, не мешавших мне переводить этого замечательного писателя.

Большой русский шалом из Иерусалима.

Марьян Беленький

— Эфраим, — крикнула жена из соседней комнаты, — я почти готова!

Было пол-восьмого вечера в канун Нового года, в день Сильвестра по григорианскому календарю. Моя женушка сидела у одежного шкафа с самого заката и готовилась к вечеринке у Тиби по случаю окончания не нашего года. Я напомнил ей, что мы обещали прибыть к десяти вечера, а она ответила, что все опаздывают на четверть часа и, кроме того, начало вечеринки всегда получается скучноватым, пока атмосферы нет.

— Все мои платья — старые тряпки, — с грустью заметила жена, — мне совершенно нечего надеть…

Впрочем, это я слышу каждый раз, когда мы выходим из дому по какой бы то ни было причине, вне всякой связи с состоянием изобильного гардероба жены.

Цель этого замечания — пробудить во мне чувство неполноценности как добытчика и недостаточную уверенность в себе перед выборами. Я ничего не понимаю в ее платьях, по-моему, все они — дрянь, но почему тогда я все же обязан каждый раз выбирать, что ей надеть?

— У меня есть простенькое черное платье, — перебирает женушка варианты, — синее с глубоким вырезом…

— Давай с вырезом, — говорю я.

— Нет, это слишком торжественно. Может, платье-рубашку?

— Конечно.

— Но оно слишком спортивное.

— Спортивное? — Я разражаюсь диким смехом. — С чего бы это оно спортивное?

Что такое платье-рубашка? Только Господу известно. Я застегиваю ей молнию и ухожу в ванную бриться. Жена тем временем меняет носки на другие, более соответствующие по цвету. С трудом она находит подходящий, но пары к нему нет. Таков закон природы — наиболее удачливые одиноки в жизни.

Поэтому ей приходится снять платье-рубашку и поискать другую тряпку, которая подходит к жемчужному ожерелью, которое она получила в подарок на день рождения от жены своего мужа.

— Уже десять, — замечаю я, пока она лихорадочно одевается, — мы опаздываем.

— Ничего, услышим на пару неприличных анекдотов меньше.

Я уже надел выходные брюки, а она все еще колеблется, осуществляя нелегкий выбор: жемчужное ожерелье или серебряная брошка?

Жемчуг более декоративен, а брошка создает лучшее впечатление. Если мы успеем к одиннадцати, это будет чудо. Я начинаю читать газету. Жена подыскивает пояс, подходящий к брошке, и отчаивается: у нее нет сумочки, подходящей к новому поясу. Я приступил к написанию нескольких важных писем. Записи, всякие дела…

— Я уже готова, — кричит жена, — иди застегни мне молнию!

Интересно, что делают с молниями женщины, мужья которых скрылись в неизвестном направлении? По-видимому, они не ходят на вечеринки по случаю Нового года, он же день св. Сильвестра. Ну и мы не пойдем. Женушка повязывает вокруг шеи нейлоновый фартучек и начинает заниматься косметикой. Не спеша она накладывает основу под пудру. Глаза ее еще не подведены, но они уже выискивают обувь, подходящую к сумочке. Светлые туфли как раз в ремонте, черные на высоких каблуках — красивые, но в них нельзя ходить, а в тех, что на низком каблуке, наоборот, ходить можно, но они на низком каблуке…

— Уже одиннадцать, — вскипаю я, — если ты не закончишь собираться через пару минут, я пойду один.

— Я уже готова, — кричит жена изнутри, — а ты ведь все равно танцевать не умеешь.

Она снимает фартук, ибо все-таки сделала выбор в пользу простого черного платья.

Зачем усложнять себе жизнь? Но где же подходящие носки? Где темные?

Одиннадцать тридцать. Я предпринимаю военную хитрость: встаю, иду тяжелыми шагами к входной двери, бурно кричу «Привет!», хлопаю дверью изо всех сил (будто я вышел) и стою за дверью гостиной, стараясь не дышать…

Внутри — тишина. Она, по-видимому, сломлена, моя женушка. Политика силы всегда приводит к желаемым результатам. Как говорили наши мудрецы?

«Идешь к женщине — не забудь плетку»…

Уже пять минут прошло в полной тишине. Не совсем удобно стоять здесь всю жизнь. А вдруг там, внутри, случится какое-нибудь несчастье…

— Эфраим, — кричит жена, — иди, застегни мне молнию…

Она снова надела платье-рубашку, потому что у простого черного разошелся шов на рукаве. Она меняет носки и снова сомневается насчет жемчуга.

— Ну помоги мне, ради Бога. Что ты предлагаешь? — говорит она.

Я предлагаю постель для здорового сна. Без слов переодеваюсь в пижаму.

— Не валяй дурака, — бурчит жена, — я через десять минут буду готова.

Уже двенадцать. Часы бьют полночь, в ресторанах гасят свечи. Спокойной ночи. Я выключаю маленький свет и засыпаю на тахте. В последний раз бросаю взгляд на силуэт жены, сидящей перед зеркалом в нейлоновом фартучке, повязанном вокруг шеи, и рисующей брови. Я ненавижу этот фартучек, как ни один фартучек в мире. Как только я начинаю о нем думать, мои руки сами собой сжимаются в кулаки. Я представляю себя тем самым Чарльзом Лоутоном, что отрубил, как вы помните, головы шести своим женам, исполняя роль Генриха Восьмого. Передо мной проходят картины потрясенных людей. Женщин везут на плаху через ревущие толпы. В карете они меняют носки, накладывают зеленые тени на веки, а одна из них тем временем моет голову и красит ее хной…

После глубокого освежающего сна часика на полтора я просыпаюсь уже в наступившем году. Жена сидит у зеркала в голубом платье с вырезом и наводит брови черным карандашом, кончик которого обожжен спичкой. Меня охватывает жуткая слабость.

«Дружок, — нашептывает мне внутренний голос, — ты женился на ненормальной…»