100-долларовое правительство. А если цена на нефть упадет? - Михаил Делягин

Другое дело, что есть такое понятие, как структурный дисбаланс экономики. У нас экономика страдает от роста коррупции и от увеличения произвола монополий. Но министр экономики не может прийти и сказать: «Дорогой товарищ президент! Друзья и коллеги что-то стали воровать больше обычного, и экономике от этого стало худо!». Поэтому он культурно оформляет эту мысль и говорит, что есть большие риски, к которым надо готовиться, и мы будем иметь экономические проблемы не из-за роста коррупции и произвола монополий, а из-за падения цен на нефть, которые нам не подвластны. Это нормальный «царедворческий» ход, когда плохие новости доводятся до начальства без прямого указания в том, что начальник виноват. Это первая версия, а вторая заключается в том, что, может быть, Белоусов решил перестраховаться. Для того, чтобы план перевыполнить, его, по старой советской привычке, сначала нужно занизить. Я думаю, что тут сработал и первый, и второй фактор.

Вопрос: Может ли эта информация, по-Вашему, быть как-то связана с внесением в Думу бюджета и возможностью его корректировки в худшую сторону из-за таких прогнозов?

Михаил Делягин: Бюджет по-прежнему сильно зависит от цен на сырье. Но я уже сказал, что цены вряд ли упадут так стремительно, что основной финансовый закон придется пересматривать. Даже если цена снизится до 100 долларов или еще чуть ниже, чтобы там ни кричали люди из Минфина, никому от этого холодно не станет.

Вопрос: Почему мы не разрабатываем новых месторождений нефти? Это чья-то халатность или целесообразность работ регулирует «невидимая рука ранка»?

Михаил Делягин: Скорее последнее. При цене 20 долларов за баррель никто не будет смотреть даже на самое перспективное месторождение, а при цене 80 долларов в борьбе за право освоения этого участка могут и убить. Кроме того, у нас крайне неэффективное регулирование в добыче сырья. У нас невыгодно разрабатывать маленькие месторождения нефти и газа. В Канаде, например, выгодно черпать нефть ведрами из земли, если, конечно, такое становиться возможным. Кроме того, у нас хищнические технологии. Например, некоторые месторождения газа используются настолько неэффективно, что там, используя современные «ноу-хау», можно добывать газ «по второму кругу». У нас огромные природные запасы, но беда в том, что при сегодняшней организации дела и при сегодняшнем налоговом режиме, каждая новая тонна нефти дается дороже, чем предыдущая, и при таком отношении к делу наши запасы, как я уже сказал в начале, не выглядят такими бездонными. Хотя мы можем, если захотим, еще лет 10 купаться в нефти.

Вопрос: После вступления России в ВТО мы можем потерять контроль над технологиями добычи нефти, ведь производством и поставкой бурового оборудования занимаются всего четыре крупные компании в мире и все они американские. Есть ли в этом угроза?

Михаил Делягин: Действительно. Есть четыре фирмы, которые владеют всем комплексом технологий, которые необходимы для добычи нефти. Но это произошло потому, что никто в мире этим системно не занимался. Если будет государственная воля, и наши ученые и производственники начнут этим заниматься системно, то мы сможем наверстать упущенное за эти годы. Кроме того, эти фирмы работают на коммерческой основе. Если вы придете к ним и попросите освоить месторождение, разработка которого стратегически невыгодна для Америки, то, несмотря на все окрика Госдепартамента, они начнут осваивать это месторождение. Более того, одна из этих четырех фирм из-за давления ушла из США и перерегистрировалась в Катаре. Так что эта угроза весьма условна. Есть другая достаточно примитивная проблема. Надо обеспечить рост производства буровых установок, поскольку необходимость в них растет по гиперболе. Если нам удастся изменить образ ведения хозяйства, то мы можем ничего не бояться. Но для этого нам нужны глубокие политические изменения. А пока мы имеем то, что имеем, а министр экономики, увы, не тот человек, который должен говорить президенту о политических изменениях.

(интервью для издания «Свободный курс», 20.09.2012)

Ожидание экономического кризиса стало одной из самых обсуждаемых тем последних месяцев. Варианты развития событий предсказывают разные: от небольших колебаний курса рубля до крушения цен на нефть и последующей длительной экономической депрессии. По прогнозам экспертов, развязка произойдет уже этой осенью. К чему готовиться на самом деле и чем новый кризис, если он грянет, будет отличаться от предыдущих? Об этом мы попросили рассказать известного российского экономиста, директора Института проблем глобализации Михаила Делягина.

— Давайте начнем с того, что кризис — это не конец света, — заявил Делягин в ответ на просьбу об интервью для «СК». — Это всего лишь кризис, а не катастрофа, поэтому не нужно загонять себя в депрессивное состояние. Жить в эпоху экономической депрессии — удовольствие ниже среднего, но с этим придется смириться.

— Откуда ждать угрозы? Есть версия, что спровоцировать «вторую волну» может Греция, кто-то ждет проблем из США, а некоторые полагают, что все проблемы исключительно у нас.

— Специфическая особенность России заключается в том, что происходящие события примерно поровну определяются внутренними и внешними факторами. И здесь нужно понимать, что есть кризис наш собственный, внутренний, а есть глобальный — внешний. Они, скорее всего, совпадут и будут усиливать друг друга.

То есть, если бы в мире было разлито райской блаженство, мы все равно были бы обречены на глубокий системный кризис. Это как если бы в 1998 году цена нефть была не 9 долларов за баррель, а 109, то дефолт при тогдашнем уровне воровства произошел бы все равно, пусть и позже. То же самое и сейчас. А обострение мирового кризиса, скорее всего, станет катализатором нашего.

При этом, если бы и у нас сейчас был рай на грани коммунизма, то мировой кризис по нам бы тоже ударил, и не факт, что этот рай и коммунизм выстояли бы.

Дело в том, что человечество завершает сразу несколько периодов своего развития и испытывает целый ряд глубокий и очень разных изменений. Начиная от биосферных, которые бывают 1–2 раза за все время существования вида, и исторических, которые бывают раз в несколько тысяч лет, и заканчивая экономическими, которые связаны с тем, что сложился глобальный рынок, на котором доминируют монополии.

Очень забавно, что наше начальство на это реагирует. Так, на саммите АТЭС Путин сказал совершенно замечательную фразу: «В мире должно быть много резервных валют».

Это отражает качественно новую ситуацию, сложившуюся буквально в последние месяцы: в глобальном управляющем классе, основу которого образует глобальный бизнес, обозначилась четкая линия фронта. Вчерашний и сегодняшний хозяин мира начал раскалываться на две враждующие группировки. Первая опирается на Федеральную резервную систему США и эмиссию доллара, что делает ее кровно заинтересованной в сохранении единства глобального рынка. Но другие, не столь привязанные к американской финансовой системе, члены глобального управляющего класса видят, что мир рассыпается на макрорегионы. В конце концов, и евро, и китайский юань при всех своих реальных и придуманных недостатках — резервные валюты огромных макрорегионов. И Путин своим заявлением совершенно четко встал на сторону одной из этих группировок. Зачем ему это понадобилось и понимал ли он вообще стратегический смысл своих слов — совершенно отдельный и исключительно интересный вопрос, но нам важнее результат: президент России очень четко встал на одну из сторон в глобальном конфликте.