Человек, который знал все - Игорь Сахновский

Не вытираясь, он добрел по магистральной тропе до дивана. Он не надеялся быстро уснуть — хотя бы собрать себя из обломков. Почему-то вертелось в голове отвратное выраженье: «небо в копеечку» (подобие базарного ценника), заставляющее вообразить, будто сидишь, всеми брошенный, ободранный до крови, на дне черного колодца, такого глубокого, что небо кажется блестящей монеткой.

«Что со мной стряслось?» — спрашивал себя Безукладников. Застенчивый мальчик из учительской семьи, приученный всегда все делать правильно, заподозрил вопиющую неправильность то ли в мировом устройстве, то ли в собственной судьбе. Староватый юноша, успевший похоронить своих бедных, замотанных родителей и уступить неизвестно кому любимую жену, до сих пор глубоко интересовался лишь тем, что принято звать «любовью» и «смертью» (два пустотелых сосуда, куда каждый наливает все, что заблагорассудится). Он заглядывал в эти бездонные емкости с жаждой, которую, казалось, утолить нельзя… Но соблазнительное, страшное, отдающее морозом по коже — теперь опустело, высохло, уподобилось прошлогодним новостям из желто-серых газет, приготовленных на выброс, но залегших мертвым грузом в прихожей на антресоли.

«Ну? И что нас теперь интересует?» — спросил он сам себя вслух как можно развязней. И тут же сморщился, покоробленный ненатуральностью тона. Он согнал себя с дивана, встряхнувшись, как мокрый пес, и пошел назад в ванную, распинывая темноту, расшибаясь о воздух, щелкая на ходу выключателями, пока не встретил в зеркале над умывальником того, кого меньше всего сейчас желал видеть. «Здрастемордасти, — промычал Безукладников, толкая в рот зубную щетку. — Глаза бы мои на вас не глядели!» Однако скользнул придирчивым взглядом от небритого подбородка по тяжеловатому бледному торсу, дичающему в низу живота, и молча повторил свой вопрос. Его голый собеседник, вынув щетку изо рта, ответил без душевного подъема, тихо, но решительно:

— Теперь нас интересуют деньги.

Нахимов был адмиралом. Не в том смысле, что он командовал флотом. А в том, что мог бы им командовать спроста. Хоть военно-морским, хоть космическим. Но подходящий бесхозный флот Нахимову на жизненном пути не подвернулся, и он вынужден был командовать государственным имуществом срединного Горнозаводского региона. Несмотря на скучную чиновничью должность, Нахимов лелеял в груди одно романтическое свойство, которое можно для краткости назвать комплексом крутизны.

Его призванием было дарить изумруды блондинкам, напиваться с Фрэнком Синатрой и водить самый крутой автомобиль. Насчет блондинок история умалчивает из уважения к прекрасной шатенке Тане Нахимовой. Синатра не успел выпить с Нахимовым по чистой случайности. Но с автомобилем все было замечательно. И незачем подозревать Нахимова в тривиальном пристрастии к чему-то вроде 600-х «Мерседесов», стадами загромождающих улицы российских городов. Потому что его угольно-черный зверь назывался «Олдсмобил» и на горнозаводских обветренных просторах, с охватом в двадцать одну Голландию, аналогов просто не имел. Изумрудов здесь было страшно сказать сколько. Зато «Олдсмобил» — всего один.

Некогда Нахимов с Безукладниковым вместе служили в Институте истории и в солидарном унынии писали тезисы научных докладов о великой, плодотворной роли колхозов. В новые времена у Нахимова проявился редкий дар аукциониста, затем — аудитора, затем — адмирала как такового. Он резко ушел в стратосферу, напитанную деловым озоном. А Безукладников остался писать тезисы докладов о роли колхозов — теперь уже трагически вредоносной.

С тех пор они почти не виделись. Изредка Александр Платонович встречал на улице Таню — влажнея дивными глазами, она жаловалась на дороговизну запчастей для «Олдсмобила», которые приходится закупать в Эмиратах. Безукладников сочувственно кивал.

В середине августа он позвонил Нахимову и бодро сказал:

— Гена, извини, что беспокою. Я уже тут спекся. Помоги мне найти другую работу.

— Приезжай через пару недель. Что-нибудь сочиним, — ответил тот.

Позвонить Нахимову его заставил ничтожный вроде бы случай — явление бомжа в час пик на трамвайной остановке. Бомж, как водится, был грязен и вонюч. Неподвижный среди юркой, деловой толпы, он будто экономил свои несвежие силы для бесконечных бытовых испытаний. Вокруг бомжа стоял невидимый, но прочный санитарный кордон, обтекаемый нормальными людьми. «Это понятно, — думал Безукладников, — шарахаются ведь не только от грязи. Всех пугает неблагополучие — оно прилипчиво, заразно». Разглядывать бомжа не хотелось, но какая-то подробность вдруг зацепила взгляд. Александр Платонович всмотрелся и даже немного оторопел: этот человек был обут в его, безукладниковские, туфли. То есть в точно такие же. Они их покупали еще вместе с Ириной, выстояв очередь в магазине для молодоженов, — не самые дешевые, крепкие, цвета мореного дуба. Конечно, обувка бомжа выглядела несравнимо более грязной и стоптанной, но все же. Это был слишком откровенный намек на возможное близкое будущее Безукладникова. И вот тогда он позвонил Нахимову.

В 16-этажном Доме губернского правительства шел сокрушительный ремонт. Еще не старое здание скоропостижно меняло начинку и внутреннюю облицовку, достигая вершин мирового стандарта. Александр Платонович минут двадцать топтался внизу под приглядом охранников, пока с невидимых высот не дошел телефонный сигнал: «пропустить».

Согласно табличке на двери кабинета, Нахимов был вторым или третьим лицом в Департаменте имущества. Сам кабинет выглядел как ценный импортный сувенир, затерянный в мусорном кавардаке советской стройплощадки.

— Садись, дорогой! — Нахимов смотрелся шикарно и трагически, словно бескомпромиссный рокер, которого лютая необходимость вынудила ровненько подстричься и втиснуться в строгий костюм.

В кожаном кресле у Безукладникова неприятно вспотела спина.

Минут тридцать Нахимов рассказывал о стране Швейцарии, откуда вернулся только что. Самой вкусной швейцарской подробностью был королевский лобстер, начиненный салатом типа «оливье», — Нахимов его купил в супермаркете, уложил в гостиничный холодильник и потом доедал несколько дней.

Неожиданно покончив со Швейцарией, Нахимов спросил:

— У тебя есть опыт продаж?

Александр Платонович припомнил две ночи в коммерческом ларьке и ответил максимально честно:

— Опыт есть, но мало. А в чем дело?

— Надо продавать заводы и комбинаты, — пояснил Нахимов. — Грубо говоря, приватизация. Пойдем обедать?..

Стены и пол в правительственном коридоре напоминали о штурме рейхстага. Из четырех лифтов работал один. Остальные, без кабин и дверей, зияли ярко освещенными шахтами.

Они спустились в столовую, где Безукладников поспешил сознаться, что не голоден, и взял себе только апельсиновый компот, о чем сразу пожалел, — за эти же деньги можно было купить три стакана чая.

— Ты любишь катера и яхты? — осведомился адмирал, слегка опаленный харчо.

— Еще бы! — зачем-то солгал Безукладников.