Бегство из психушки - Георгий Богач

– ДВП – это древесноволокнистая плита. Художники пишут на ней маслом не хуже, чем на холсте. Она покрыта полотном, ее не нужно натягивать на раму, и из нее можно вырезать прямоугольники под картины любого размера. Но, по мнению Анатолия Ивановича Фильчакова, творчество может вызвать у Кошкарова обострение вялотекущей шизофрении. Чтобы предотвратить обострение болезни, Фильчаков отобрал у Кошкарова карандаши, бумагу, краски и ДВП. Я не мог этому воспрепятствовать, потому что вялотекущая шизофрения еще не исключена из перечня психических заболеваний. К тому же Фильчаков был лечащим врачом Кошкарова и сам решал, как его лечить.

– При советской власти диагнозом «вялотекущая шизофрения» прикрывали репрессии инакомыслящих людей. А у Кошкарова сейчас обыкновенный психологический срыв, связанный с запретом творчества. Незаконченное или прерванное действо приводит к неврозу и депрессии. Я считаю, что карандаши, бумагу, краски и ДВП Кошкарову надо вернуть.

– Ладно, ладно, дайте Кошкарову все, что посчитаете нужным. Возможно, творчество его успокоит. В ваших рассуждениях чувствуется влияние школы Фрейда. Я же принадлежу к московской школе психиатрии и придерживаюсь ее воззрений. Именно в ней под руководством академика Нежкова разрабатывались критерии малопрогредиентной, или вялотекущей, шизофрении. Он считает, что людей, страдающих этим заболеванием надо постоянно держать под наблюдением и контролем, чтобы общество было защищено от них. О психических заболеваниях и их лечении мы с вами поговорим позже. Завтра вечером, надеюсь, вы свободны? Вот и поговорим о психиатрии у меня дома за чаем или рюмкой коньяка. А сейчас, Софья Николаевна, пойдемте в ординаторскую седьмого отделения. Теперь она будет вашим кабинетом.

Николай Павлович открыл ключом дверь, на которой висела табличка «Ординаторская». По периметру комнаты стояло четыре письменных стола.

– Здесь работали три врача и заведующий отделением Анатолий Иванович Фильчаков. Располагайтесь вот за этим столом. В его ящиках лежат истории болезни тех, кто остался на седьмом отделении. Ознакомьтесь с ними.

Софья присела за стол, выдвинула ящик, достала из него истории болезни и стала листать одну из них. Она была заполнена. в 1984 году и первичный осмотр был подписан врачом Фильчаковым.

– Николай Павлович, на истории болезни стоит штамп «Отдельная закрытая психиатрическая больница № 17 “Д”». Что это значит?

– Это старое название. Не обращайте на него внимания.

Короткий звонок в дверь разбудил Софью. Николай Павлович спал. Второй, более настойчивый звонок разбудил и его.

– Коля, звонят, иди открой дверь.

Николай Павлович поднялся, набросил на себя махровый халат и пошел в прихожую. Послышалось клацанье открываемого замка и восклицание:

– Вы?!

– Не ожидал? Чего в дверях меня держишь?

– Да-да, проходите.

– Вот приехал к тебе, Николай, без предупреждения, потому что мои телефоны прослушиваются – и домашний, и рабочие. Гребаные правозащитники натравили на мой институт следователя прокуратуры из младодемократов. Этот молокосос роется в наших архивах, как у себя дома, ищет истории болезни «узников совести», звездочки на погоны зарабатывает. Меня, конечно же, свои люди заранее о нем предупредили, но мы не успели привести в порядок истории болезней пациентов группы «Д». За последние годы многие врачи уже поувольнялись из моего института, а кое-кто из тех, кто остался, был бы рад подставить меня и закопать поглубже. А так как твоя больница – лечебная база моего института, то и в твоих архивах не сегодня-завтра тоже начнут рыться. Надо к этому подготовиться. Я приехал один, потому что никому из своих сотрудников уже не доверяю. А вот тебе я доверяю, несмотря на твои выкрутасы с бабами и фондом заработной платы, – голос замолчал. – А что это за женская одежда висит у тебя на вешалке? Ты не один?

– Да так… Мы тут с врачом-интерном допоздна обсуждали тактику лечения больных шизофренией. Не мог же я на ночь глядя выпроводить ее из дому. Вот она и осталась у меня ночевать. Может же ученик переночевать в доме своего учителя! По-моему, это вполне естественно. Помню, у вас я тоже не раз оставался на ночлег, чтобы через всю Москву не добираться до общаги.

– Понимаю, понимаю, Коленька. Седина в голову, а бес – в ребро. Эх, Коля, Коля, и когда ты, наконец остепенишься? Ну ладно, другим ты уже не станешь. Нам с тобой надо плотно поговорить, так что отпусти свою ученицу на денек домой.

– Давайте, Владимир Андреевич, для начала позавтракаем, попьем чаю, а потом Софья Николаевна пойдет в больницу на дежурство. Она сегодня дежурит.

– Ты доверяешь интернам самостоятельное дежурство по больнице?

– Нет, что вы! Ответственный дежурный сегодня – доктор Фильчаков, а она будет ему помогать и набираться опыта.

– Вот это правильно! Кстати, хорошего чайку я бы с удовольствием выпил. Кофе я не пью из-за давления, а вот крепкий чай меня бодрит.

Николай Павлович пошел в спальню. Софья сделала вид, что спит.

– Сонечка, поднимайся. Ко мне гость из Москвы приехал. Мой учитель. Познакомишься со знаменитым ученым.

– Я бы еще поспала. Ты же мне всю ночь спать не давал, – Софья капризно надула губки, что делало ее неотразимой.

– Вставай, Соня, не будь соней.

Софья нехотя поднялась с постели и потянулась за халатом. Николай Павлович залюбовался ее фигурой и обнял.

– Хоть в ванную ты меня отпустишь?

– Придется отпустить. А я пока чаю заварю и яичницу пожарю.

После ванной Софья переоделась и вышла на кухню. Стол уже был накрыт Николаем Павловичем, привыкшим к холостяцкой жизни.

За столом сидел человек со знакомым лицом. Софья вспомнила, что видела его портрет в учебнике психиатрии наряду с портретами великих психиатров. Это был Владимир Андреевич Нежков.

– Знакомьтесь, Владимир Андреевич, это врач-интерн Софья Николаевна Валко. А это академик Владимир Андреевич Нежков, директор Института психоневрологии, лауреат Государственной премии…

– Не пугай девушку моими регалиями. Я просто Владимир Андреевич. Какие красавицы у тебя работают, Николай! Позавидуешь! Даже у нас в Москве таких нет.

– А я вас сразу узнала по портрету в учебнике психиатрии.

– Надеюсь, через какое-то время вас тоже будут узнавать по портретам в учебниках. Нам, старикам, нужна достойная замена, – Владимир Андреевич улыбнулся. Впалые щеки, тонкие губы и обтянутые дубленой кожей скулы делали его улыбку похожей на оскал черепа. Это впечатление усилили очки без дужек, напоминающие провалы глазниц.

– Софья Николаевна, присаживайтесь, пожалуйста, за стол, будем завтракать, – сказал Николай Павлович.

– Чем сегодня интересуются молодые психиатры? – спросил Нежков, с интересом глядя на Софью.