Полёт сокола. Волчонок - Анна Евгеньевна Гурова

был чуть ли не вдвое меньше другого, оба они были воинами…

Глава 3. Наука викинга

Радим

– Бью! – взревел Гуннар Волчья Шкура, замахиваясь.

От этого рыка сердце Радима чуть из груди не выпрыгнуло. Не так страшен был сам удар, как этот голос. Хотелось одновременно и на колени упасть, голову закрывая, и побежать без оглядки.

Но Радим не побежал. Тем более что бежать особо некуда. Бились они на корабельной палубе, перегороженной гребными скамьями-румами, заваленной мешками с припасами и всякой корабельной снастью.

Нет, Радим не побежал и не упал. Даже не присел. Принял удар на щит. И принял правильно – отбил в сторону резким боковым движением.

Удар, хоть и вскользь пришёлся, но был силён. Рука заныла, а край щита едва не угодил по лицу.

Щит у Радима большой. Снятый с борта. И очень тяжёлый. Зато крепкий и прикрываться им легче, чем малым.

– Бью!

Новый удар, снизу, по ногам. Радим успел опустить щит, и копейное древко не треснуло его по голени. Зато ударил сам щит. Тоже больно, но терпимо.

– Бью!

Уклониться от этого удара Радим уже не успевал. Отбить – тоже никак. А от ужасного Гуннарова рыка в животе возникла пустота. А потом ярость. И вместо того, чтобы отшатнуться, Радим шагнул вперёд, ловя правой рукой предплечье нурмана.

Рука у нурмана тяжёлая, как полено. И такая же твёрдая. Но всяко лучше, чем древком по голове. Конечно, на голове у Радима шлем, но и рука не голая, а в кожаном наруче. Тем не менее на ногах Радим не устоял. Упал на колено. Но тут же вскочил на ноги…

И не услышал жуткого «Бью!».

Гуннар Волчья Шкура опустил копьё, удовлетворённо хмыкнул и заявил:

– Хорош! Хватит с тебя на сегодня колотушек. Вешай щит на место и займись настоящим делом. Пора воду из трюма убрать. Возьми ведро, черпак и займись. Ты мелкий, тебе сподручней.

Гуннар взял Радима под опеку с того самого дня, когда Харальд спас его от ватажников Нагибы и взял в хирд[9]. Радим тогда думал, что первым делом его научат драться.

Оказалось, не так. Вернее, не совсем так. Пользоваться оружием воинов его тоже учили. Каждый день и подолгу. Но главное для викингов, как оказалось, не мечи, щиты и секиры – а их корабль.

Все тринадцать нурманов любили и холили его так, как княжий гридень[10] своего боевого коня, родного, из жеребят выпестованного, не холит. Радим не понимал, как такое может быть. Это же всего-навсего лодка. Пусть большая, ладно сшитая, дорогая, но лодка. Она ж не живая, она деревянная.

Но скажи он такое Гуннару Волчьей Шкуре – тот прибил бы. А услышь эти слова Харальд … Нет, он бы не убил. Поглядел бы, как давеча на тиуна, что хотел с нурманов мыто[11] взять, и пошёл своей дорогой. Но уже без Радима.

– Наш корабль – лучший! – говорил Гуннар, похлопывая по чёрному просмолённому борту. – Кто скажет, что драккар лучше кнорра, – тот никогда не бывал в дальних походах. Да, он не так быстр, и осадка у него побольше, но в его нутро войдёт куда больше добра, чем вместит самый большой драккар. А когда великанша Ран[12] варит свой солёный суп, я уж точно предпочту оказаться на борту нашего толстяка, а не на многовёсельной змее!

Про суп Радим не понял, но переспрашивать не рискнул. Он уже знал, что Гуннара лучше не перебивать. И делать, что велит.

Первым делом тогда Волчья Шкура учил его подниматься на корабль и спускаться с него.

У самого Гуннара это получалось с удивительной лёгкостью. Подпрыгнул, ухватился за борт – и наверху.

А у Радима выходило не очень. Даже если не с берега, а с причала. Он хватался двумя руками, подтягивался и неуклюже переваливался через борт, плюхаясь то на скамью, то на свёрнутую канатную бухту, то просто на палубу.

– Экий ты… тюлень! – насмешливо говорил Гуннар.

Радим краснел, обижался… И учился. Всему. Сначала – драить палубу и сбрасывать за борт кранцы[13], – когда кнорр[14] подходил к причалу. Без них удар о причал мог оцарапать корабельный борт.

Потом его научили штопать сотканный из плотной шерсти парус и разогревать до нужной температуры смолу для шпаклёвки щелей. Через некоторое время он уже знал, как ставить прямоугольный тяжёлый парус. И как поставить или снять мачту, он тоже знал, хотя случись в этом нужда, проку от Радима было бы немного. Не с его силёнками.

Зато вставить в уключину-лючок гребное весло – тяжёлое, но очень прочное, с узкой лопастью и ухватистой, отполированной нурманскими мозолями, рукоятью, – он уже мог самостоятельно.

Да, Радим многому научился за эти месяцы. Скучать не приходилось. Жить с викингами было трудно. Укладываясь спать, Радим подолгу ворочался, пытаясь улечься так, чтобы болело поменьше. А болело буквально всё. Особенно поначалу. Перетруженные мышцы, синяки от пропущенных ударов, ожоги, ссадины… Так тяжко ему не было никогда в жизни. Но и так интересно не было.

А уж когда нурманы сядут вечером вокруг пивного бочонка да начнут пить да петь – совсем хорошо. Обидно только, что пива Радиму не давали. Мол, мелкий ещё – пиво на тебя тратить. Зато в ястве не отказывали. Уж на что Радим из небедной семьи, охотничьей, а никогда он так сытно не ел. Да ещё не по разу в день.

Еду нурманы готовили в большом котле сразу на всех. Дело это было непростое. Особенно, если не жидкая уха, а, скажем, мясо с кашей. Зазеваешься – вмиг подгорит. И жалко, и котёл потом отскрёбывать ему, Радиму, как самому младшему.

Главным по еде был Энунд Набей Брюхо. И не зря его так прозвали. Готовил он всякое и готовил вкусно. Хоть в котле, хоть на вертеле, хоть просто на горячих камнях. Радима сразу определили к нему в помощники. Так появился у парня ещё один учитель.

Раньше Радим думал, что и сам умеет готовить. Берёшь зайца, обдираешь, потрошишь, режешь на куски, накалываешь на ветку, подвешиваешь над угольями и печёшь, пока не подрумянится. И вся наука. А вот не так совсем. Энунд зайца, понятно, тоже обдирал и потрошил, но не резал, а готовил целиком, растянув за лапы на особых пяльцах. Ещё внутрь пихал травы всякие пахучие. А пока жарился заяц, время от времени поливал его солёной водой. И вкусно получалось – язык проглотишь. А Энунд ещё и сокрушался: мол, будь у него время, дал бы он этому зайцу «созреть». Вот тогда тот был бы действительно вкусен!

– Эй, Волчонок! – раздался окрик.

Это Гнуп Правый. Правый – потому, что у него имеется брат-близнец Иси по прозвищу Левый. Потому что Левша. Так что различить братьев нетрудно. У одного меч с левой стороны прицеплен, у другого – с правой. Ещё по шрамам на мордах. Они тоже разные.

– Харальд сказал: с нами на рынок пойдёшь!

Радим глянул на Гуннара. Тот кивнул, и Радим перемахнул через борт, оказавшись на причале. Теперь это у него получалось ловко.

Для чего он понадобился братьям, Радим догадывался: толмачом будет. Братья по-словенски говорили скверно. Зато сам Радим по-нурмански неплохо наловчился. Уже почти не задумывался, когда хотел что-то сказать. А понимал вообще всё.

Городок, в котором они стояли уже третий день, был под знаменем полоцкого князя. Так себе городок. Дворов тридцать. Но сейчас здесь шла ярмарка. Со всех окрестных деревень и хуторов сюда народ съехался. Приезжих гостей торговых тоже хватало. Радим, однако, знал, что торговать здесь Харальд не собирался. В трюме кнорра лежали товары, предназначенные для настоящего торга. И продавать их Харальд намеревался там, где за них предложат подходящую цену.

Хотя и здесь есть на что посмотреть! Вот скажем, стрелы – очень хорошие. Радим перебирал одну за другой и не находил изъянов. Сам бы он такие сделать не мог. И отец не смог бы. Тут даже не столько работа, сколько правильный материал. Такие древка только сушить надо не меньше года, причём правильно сушить…