Эверест. Кому и за что мстит гора? - Джон Кракауэр

В начале спуска меня охватило сильное беспокойство, но оно не было связано с погодными условиями: индикатор на моем кислородном баллоне показывал, что он почти пуст. Надо было срочно спускаться вниз.

Верхняя оконечность Юго-восточного гребня Эвереста похожа на тонкий, состоящий из острых глыб плавник из камня и нанесенного ветром снега. Она тянется примерно полкилометра между вершиной Эвереста и расположенным чуть ниже пиком под названием Южная вершина. Переход по зубчатому гребню не представляет особых технических трудностей, но маршрут этот крайне опасен: альпиниста на открытом пространстве может сдуть сильный ветер, который здесь часто бывает. Спустившись с вершины, я в течение пятнадцати минут с предельной осторожностью аккуратно пробирался над пропастью глубиной в 2200 метров, пока не достиг знаменитой ступени Хиллари. Она представляет собой крутой, почти вертикальный склон на гребне, и для перехода по ней необходима хорошая альпинистская подготовка. Как только я пристегнулся к закрепленной там страховочной веревке и приготовился спуститься вниз ступени, мне открылось пугающее зрелище.

Десятью метрами ниже, у основания ступени Хиллари, около двух десятков человек стояли в очереди на подъем. Три альпиниста уже поднимались, держась за веревку, по которой собирался спускаться и я. Мне пришлось отстегнуть карабин от веревки и отойти в сторону.

«Столпотворение» на подъеме создавали альпинисты из трех экспедиций: команды, к которой принадлежал я (это была группа платных участников, возглавляемая известным новозеландским проводником Робом Холлом), команды американского проводника Скотта Фишера и некоммерческой экспедиции из Тайваня. Двигаясь со скоростью улитки, что на высоте свыше 8000 метров является нормой, альпинисты один за другим одолевали ступень Хиллари, в то время как я с нетерпением ожидал своей очереди.

Вскоре меня нагнал Харрис, покинувший вершину следом за мной. Желая сохранить остатки кислорода в баллоне, я попросил его залезть в мой рюкзак и перекрыть клапан на регуляторе, что он и сделал. На протяжении последующих десяти минут я чувствовал себя на удивление прекрасно. Голова прояснилась. Я даже ощутил себя менее усталым, чем до отключения кислорода. Но потом мне вдруг показалось, что я задыхаюсь. В глазах потемнело, голова закружилась. Я был на грани обморока.

ОКАЗАЛОСЬ, ВМЕСТО ТОГО ЧТОБЫ ОТКЛЮЧИТЬ МОЙ КИСЛОРОДНЫЙ АППАРАТ, ХАРРИС, В ЗАТОРМОЖЕННОМ КИСЛОРОДНЫМ ГОЛОДАНИЕМ СОСТОЯНИИ, ОШИБСЯ И ОТКРЫЛ КЛАПАН НА ПОЛНУЮ МОЩНОСТЬ, И МОЙ БАЛЛОН МОМЕНТАЛЬНО ОПУСТЕЛ. Я ПРОСТО ИЗРАСХОДОВАЛ ОСТАТКИ СВОЕГО КИСЛОРОДНОГО ЗАПАСА.

Правда, был еще один баллон, ожидавший меня на Южной вершине, семьюдесятью метрами ниже, но, чтобы туда попасть, я должен был спуститься по самому опасному, открытому участку маршрута без кислородной поддержки.

В любом случае для начала надо было дождаться, пока рассосется толпа. Я сдвинул теперь уже бесполезную маску в сторону, воткнул ледоруб в промерзшую гору и присел на корточки. Пока я обменивался стандартными поздравлениями с проходящими мимо альпинистами, внутри меня все кипело.

«Да скорее же! Скорее! – мысленно подгонял я их. – Пока вы тут тормозите, я теряю клетки мозга миллионами!»

Большинство восходящих альпинистов принадлежало к группе Фишера, но почти в самом конце очереди появились двое людей из моей экспедиции – Роб Холл и Ясуко Намба. Сдержанной и замкнутой сорокасемилетней Намбе оставалось каких-то сорок минут до того, чтобы стать самой старшей среди женщин, поднявшихся на Эверест, и второй японкой, покорившей высочайшие пики на всех континентах – так называемые Семь вершин. Намба весила всего сорок шесть килограммов, но в ее тщедушном теле воробышка гнездилась невероятная решимость. С невероятным упорством она поднималась к вершине, движимая непоколебимым стремлением покорить Эверест.

Чуть позднее на верхушку ступени Хиллари взобрался Даг Хансен, еще один член нашей экспедиции. Даг был почтовым служащим из пригорода Сиэтла и моим другом на этой горе.

– Дело сделано! – прокричал я ему сквозь ветер, стараясь выглядеть бодрее, чем чувствовал себя на самом деле. Измученный Даг пробормотал из-под своей кислородной маски что-то невнятное, слабо пожал мне руку и, медленно и тяжело ступая, продолжил восхождение к вершине.

Замыкающим шел Скотт Фишер, которого я немного знал по Сиэтлу, где мы оба жили. Сила и неистощимая энергия Фишера стали легендой – в 1994 году он поднялся на Эверест, не пользуясь кислородными баллонами. Поэтому я был удивлен, увидев, как медленно он шел и каким измученным выглядело его лицо, когда он сдвинул маску, чтобы меня поприветствовать.

– Брююююс! – с наигранной веселостью воскликнул он. Фишер часто приветствовал людей этим именем, независимо от того, как их звали на самом деле.

Когда я спросил, как у него дела, Фишер заверил, что чувствует себя прекрасно.

– Только сегодня почему-то немного тяжело идти. А так все замечательно.

Наконец ступень Хиллари освободилась, я пристегнул карабин к страховочной веревке, обошел Фишера, который пытался перевести дух, опершись на ледоруб, и перемахнул через край.

Было уже начало четвертого, когда я добрался до Южной вершины. Клубы облаков накрыли верхушку Лхоцзе (8511 метров) и начали подползать к пирамиде Эвереста. Погода уже не казалась такой солнечной и безобидной, как раньше. Я схватил полный кислородный баллон, засунул его в рюкзак, присоединил к трубке маски и поспешил вниз в сгущающиеся облака. Через минуту после того, как я сошел с Южной вершины, посыпал мелкий снег, и видимость стала нулевой.

На 122 вертикальных метра выше меня вершина все еще была освещена яркими лучами солнца, а небо было безукоризненно голубым. На вершине горы мои товарищи развлекали себя разными пустяками: запечатлевали свое прибытие на высшую точку планеты, размахивали флагами, попусту расходуя драгоценные секунды. Никто из них не подозревал, что впереди ждет суровое испытание.

НИКТО НЕ ПРЕДПОЛАГАЛ, ЧТО К КОНЦУ ЭТОГО ДОЛГОГО ДНЯ КАЖДАЯ ДРАГОЦЕННАЯ МИНУТА МОЖЕТ СТАТЬ РЕШАЮЩЕЙ – ВЫЖИВУТ ОНИ ИЛИ УМРУТ.