Кьеркегор - Шарль Ле Блан

Восстановление в XVIII веке страны, разоренной и истерзанной войнами со Швецией, равно как и отказ от старых общественных устоев, в том числе частичное упразднение Фредериком IV (годы правления 1699–1730) крепостного права, в значительной степени способствовали распространению в Дании пиетизма.

Кьеркегоры – уроженцы Сединга, деревни на западе Ютландии, где позиции этого религиозного течения были очень сильны. Отец Кьеркегора, Микаэль Педерсен, получил очень суровое, даже аскетическое религиозное воспитание, центральной фигурой которого был Христос, но не воскресший Искупитель, а окровавленный мученик на кресте, которого хлещут бури и ветер, обрушивающиеся на Голгофу. В соответствии с привитыми Микаэлю представлениями человечество в принципе не может не грешить, и любые людские действия направлены лишь на то, чтобы вновь предать смерти Христа. Человечество – это те, кто плюет на израненное тело, человечество – это кровь, боль, мрак греха, одиночество, погибель, адский соблазн, но в первую очередь неуверенность в вечном спасении – вот какой характер носило христианство отца Кьеркегора, которое от него унаследовал и сын.

«С самого детства меня воспитывали в убеждении, что истина должна подвергаться страданиям, сносить оскорбления и обиды. […] Мне внушили мысль, что миром правят низость, несправедливость и ложь.»

Эта жестокая, даже бесчеловечная концепция христианства сопровождала его до конца жизни:

«И тогда они все отказались от Христа, даже апостол, и тот от него отрекся. Один лишь разбойник на кресте сохранил ему верность до конца, до самого последнего мгновения. Но и его связывали сознание греха и близость смерти» (X3 А 180).

Кьеркегор говорит именно об этом христианстве, к которому и сам принадлежит – к сотканному из крайностей, без женских персонажей и почти что даже без церкви. Именно ему он посвящает свои труды, именно из него черпает радикализм веры, именно ради и во имя него он так жаждал провести религиозную реформу.

Кьеркегор как никто другой глубоко описывает внутреннюю жизнь человека, проводимую в борьбе с разломами своего сознания, наполненную позором греха и страданием, определяющим саму природу человека. О страдании, играющем фундаментальную роль в мысли Кьеркегора, мы еще поговорим, здесь же достаточно лишь вкратце напомнить об узах, связывающих, с одной стороны, христианство требовательности, исповедуемое им самим, и лютеранство и пиетизм – с другой.

В лютеранстве страдание лежит в основе весьма строгого представления о природе человека: в мире, опороченном первородным грехом, страдание считается необходимым условием и тяжким испытанием, через которое обязательно надо пройти. Но вера может прийти на помощь душе и помочь ей справиться с мучениями: вера наделяет их смыслом и тем самым спасает человека от абсурда. Таким образом, она становится не просто движением духа, направленным на достижение вечного спасения и обретение вечного блаженства, но и деятельностью мысли в той степени, в которой благодаря этому движению мир обретает определенный смысл. Вера представляет собой не что иное, как способ познания внутреннего мира человека.

Если страдания укрепляют веру, то человек не должен бежать от них, ища забвения в мирских благах (как говорил Блез Паскаль, «отвлекаться»), но напротив, стремиться к нему, как к неожиданному, дарованному Богом шансу возвыситься к нему душой. Как следствие, христианин – это человек страдания, а христианство, в виде страстей Христовых есть, по сути, единственный способ познать Бога. Отсюда напрашивается неизбежный вывод: если Христос представляет собой модель земного существования и абсолютную истину, то истина эта неизменно приводит к страданию всякого, кто пытается ее принять, позволив ей при этом нарушить привычное течение его жизни. Страдания – это призвание христианина, и Кьеркегор, на чью долю с самого детства их выпало немало, попытался реализовать его сполна. Именно эта разновидность христианства неумолимой логикой своей требовательности побудила Кьеркегора к разрыву с церковью своей страны. Для него христианство, как и внутренняя жизнь, чуждо миру и всегда ему противостоит.

Здесь нужно подчеркнуть особо, что Кьеркегор громогласно отстаивает свое право называться религиозным мыслителем, который совсем не обязательно должен быть просветителем, и у нас еще будет возможность к этому вопросу вернуться. В итоге он получает известность как оппонент Гегеля и критик созданной им философской системы, но противоположность этих мыслителей основывается не столько на теоретическом, сколько на религиозном фундаменте, потребовавшем от Кьеркегора выступить против государственной церкви и высказать соображения по ее реформированию. По собственным словам философа, все его труды служат одной-единственной цели: «пролить свет на природу христианства» (X1 646).

Однако предложенный им путь, по всей видимости, оказался слишком узким, а шаги на этом поприще явно непродуманными. Несмотря на все усилия, Кьеркегор так и не стал самой значимой фигурой религиозного возрождения – этого титула удостоился Николай Фредерик Северин Грундтвиг (1783–1872), лютеранский теолог, преподаватель и поэт. Он тоже обрушивался с нападками на рационализм Гегеля, оказавший такое влияние на теологию, и противопоставлял ему романтическую философию. Но там, где Кьеркегор обещал кровь, пот и слезы, Грундтвиг вносил успокоение. Первый повышал в цене страдание и жертвы, второй больше опирался на такой аспект, как рассудительный «национальный» характер датчан. Кьеркегор не мог не сожалеть о такой «мягкотелости»:

«Беда нашей эпохи совсем не в том, что она существует со всеми ее недостатками; беда нашей эпохи как раз в пагубном стремлении к реформам – к этому кокетливому, лицемерному желанию все изменить, не страдая и не принося жертв».

В плане философии XIX век начинается столкновением, а потом и диалогом между рационализмом Просвещения и идеализмом романтической культуры.

Просвещение стояло у истоков основополагающего философского течения XIX века, в зависимости от конкретной страны приобретшего те или иные специфические формы. Главная общая черта этих форм состоит в практически безграничной вере в разум, выступающий с критикой предполагаемого или действительного обскурантизма устаревших воззрений, но относящийся положительно к установлению законов и норм для науки, политики, морали и религии, и считающий подобную деятельность именно своей прерогативой и независимой мысли как своего порождения. В работе «Что значит ориентироваться в мышлении?» Иммануил Кант очень хорошо объясняет, что здесь имеется в виду: «Мыслить самому означает искать высший критерий истины в самом себе (то есть в собственном разуме). А максима: всегда мыслить самому – есть просвещение [Aufklarung]». И Скандинавия как культурная наследница Германии в полной мере испытала на себе влияние Aufklarung.

Таким образом, с точки зрения Просвещения разум представляет собой конечную силу, способную в рамках своих возможностей противостоять миру и осуществлять в нем преобразования. Но поскольку эта сила далеко не всемогуща, то в ходе своей деятельности ей приходится сталкиваться с вещами, одолеть которые она не может. Еще в последней трети XVIII века германское движение «Буря и натиск» (название книги Максимилиана Клингера) предложило пойти по пути не разума, а чувств или веры, но только когда разум стал считаться не конечной, а бесконечной силой, которая населяет этот мир, составляет его и в нем доминирует, в противовес Просвещению родился романтизм.