📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгСовременная прозаНепричесанные разговоры - Айла Дьюар

Непричесанные разговоры - Айла Дьюар

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 62
Перейти на страницу:

– Я Кора О'Брайен. А что у тебя тут?

Эллен подняла бокал:

– Белое вино.

– Белое вино? Мещанское пойло! – Только теперь Кора заметила, что под темными очками ее собеседница прячет заплаканные глаза. Кора выхватила у Эллен бокал и, не успела та опомниться, вылила вино в чью-то лежавшую рядом сумочку. – Выпей-ка ты водки.

– Нет-нет! – замахала руками Эллен. – Только не водку! Я не выношу ничего крепкого. Мне от водки плохо.

– Чушь. – Кора и слушать не хотела. – Надо учиться пить. Пороками нужно владеть в совершенстве. Видишь ли, хорошие дела следует делать хорошо. А дурные – блистательно и стильно, с чувством и расстановкой.

Кора щедро плеснула из бутылки себе и Эллен.

Эллен уставилась на свой бокал.

– Я столько не выпью. Я опьянею. Голова разболится. Я почувствую себя жалкой. Ненавижу терять над собой контроль.

– Ага! Вот оно что! – воскликнула Кора. – Значит, ты не опьянеть боишься. Ты до смерти боишься протрезветь. За минуты, когда теряешь контроль над собой, – провозгласила она, поднимая бокал. – Нет ничего приятней.

Эллен выпила и тут же возразила: – За контроль над собой! Но в глубине души она знала, что это далеко не самое приятное на свете.

Глава вторая

Жанин, мать Эллен, вечно беспокоилась за дочь. Эллен пошла в отца: замкнутая, скрытная. Не знаешь, что творится у нее в голове.

– Дуглас был такой же, – вспоминала Жанин. – Себе на уме. Просишь его, бывало, за телефон заплатить или газон постричь, он кивает, соглашается, а сам смотрит в небо и думает бог знает о чем. И слова из него не вытянешь.

Сама Жанин отличалась прямотой. Ей нравилось считать, что она женщина простая и живет простой жизнью. В понедельник – стирка. Во вторник – глажка. В среду – уборка: привести в порядок спальни, вымыть ванну, отполировать сервант. По четвергам она пекла пироги, а по пятницам доделывала то, что не успела за неделю. Жанин любила порядок. Он помогал ей жить. Порядок нужен в каждом деле. Гладишь вначале чуть теплым утюгом, потом – горячим. Прежде всего одежду, за ней – полотенца, простыни и так далее. Гладить Жанин любила: скользит туда-сюда утюг, мирно поскрипывает доска. Если сегодня вторник – значит, пора гладить. Если я глажу – значит, сегодня вторник. Если в жизни порядок, ты всегда знаешь, что к чему.

Жанин задумалась об Эллен и ее отце. Ну что за люди! Растяпы, неряхи, в голове одна чепуха. И не поймешь их никогда. Сидят себе молча, уставившись в стену или в окно, так и хочется взять за шкирку да вернуть на землю – напомнить, что она, Жанин, тоже есть на свете, и это она кормит их, гладит им белье. А может, лучше и вовсе не знать, о чем они там думают. Иначе и свихнуться недолго.

Всякий раз, возвращаясь в зеленый, сонный пригород Эдинбурга, где она выросла, Эллен диву давалась, как эти тихие, скучные улицы могли казаться ей рассадником порока, интриг и индейским святилищем.

В детстве Эллен была уверена, что миссис Пауло, жившая через три дома от них, – кинозвезда. А если даже не кинозвезда, то все равно у нее шикарные знакомства и жизнь как в кино. И все потому, что однажды Эллен увидела, как миссис Пауло у окна разговаривает по телефону. Длинный провод доставал до самого окна, а главное, телефон был белый. Только у кинозвезд бывают белые телефоны. Зоркие детские глаза долго потом следили, не поднимется ли на крыльцо Одри Хепберн или Рок Хадсон. Однажды кто-нибудь из них обязательно зайдет. Только сперва, конечно, позвонит – по белому телефону.

Еще Эллен знала, что мистер Мартин, живший через четыре дома наискосок, – шпион, а его соседка миссис Робб – ведьма. Но самое главное было то, что в конце улицы, на поле для гольфа, обитает племя индейцев сиу – в этом Эллен не сомневалась и секунды. Ибо все лето она по ночам скакала по Великим Равнинам, что раскинулись на запущенном городском поле для гольфа – а за ней следовал ее народ сиу. Никто об этом не подозревал, и лишь Коре довелось узнать – в свое время, когда стала самой близкой подругой Эллен.

– Бог ты мой, Эллен! – изумилась Кора, услыхав об этом. – Ты, должно быть, дурочка с самого рождения. А ко мне дурь с годами привязалась. Впрочем, я и сама искала приключений на свою задницу, не ленивей тебя была по этой части. Замужество, мужики, жизнь, дети… и все такое прочее.

– Ты же никогда не была замужем.

– Ладно. Мужики. Жизнь. Дети. И без замужества дури хватает. Не обязательно все доводить до конца. – Кора не любила, когда ей указывали на ошибки.

Эллен ничего от нее не таила. Такая уж она уродилась. Эллен была вечным ребенком, из тех, кто так и не освоил нехитрое искусство сначала думать, а потом говорить. Она одевалась с ног до головы в черное, робко смотрела на мир из-под густой челки, но в душе вовсе не была такой холодной и мрачной, какой казалась со стороны. Улыбнись ей, подари немножко тепла, доброе слово – и она к тебе потянется. «Вот я, вся перед вами, – словно говорила Эллен. – А вот моя жизнь! – и выкладывала все без остатка. – Полюбуйтесь – правда, дурацкая? Вот здесь я оплошала, видите?» О своих неудачах Эллен рассказывала так же охотно, как и об успехах. Ей было невдомек, что за откровенность ее могут презирать. Но за нее же Эллен и любили, хотя и об этом она не догадывалась.

Живость Коры, ее тяга к крайностям, напротив, были всего лишь маской. Эллен она рассказывала многое, но не все. Кое-что из постыдного, часть своих яростных вспышек и большинство сожалений Кора хранила при себе. Нельзя держать душу нараспашку.

В то лето (про себя Эллен называла его летом сиу) почти каждый вечер, когда мать и сестра ложились, Эллен вылезала из окна своей спальни в сад. Поверх пижамы она надевала уличную одежду – темно-синие вельветовые брюки на резинке и вязаный свитер с высоким воротом. На атласном вороном жеребце по кличке Гром пускалась она рысью под фонарями вдоль Уэйкфилд-авеню; звякали поводья, поскрипывало седло. Коня Эллен, разумеется, выдумала. Но свято верила, что он настоящий. И обожала его, ибо он был единственным, за кого стоило держаться. Единственным, кому она позволяла действительно существовать. Тем более, отец только что умер. На скаку Эллен напевала песенки – любимые песенки, из тех, что без конца крутили по радио. Прислушивалась к собственному шепоту: «Хей, Джуд, ту-ти-ту-ту…»

Ничего глупее Эллен в жизни не делала. Но когда тебе восемь лет, а у восемнадцатой лунки на поле для гольфа тебя ждет целое племя сиу, то бояться нужно только железного коня, застилающего паром твои охотничьи угодья, да длинных ножей, да обозов с бледнолицыми, не знающими бизоньих повадок. Ни пума, ни изменник-пауни не испугают мудрую и храбрую девочку. Пусть ей всего восемь лет, зато слух у нее, как у самого Сидячего Быка.[1]

«В ту пору я была счастлива, – печально шепчет Эллен, бездумно моя посуду после ужина или рассеянно глядя в окно. И тотчас одергивает себя: – Нет, не была. Ясное дело, не была. Если маленькая девочка бродит ночами по полю для гольфа с целым племенем невидимых приятелей, значит, с ней что-то не так, и всерьез не так».

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 62
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?