Статус: бывшая - Дарья Сойфер

Разочаровать его?! Упустить шанс, посланный свыше? Шанс стать первой леди первого тренера? Боже упаси! Не такая уж она и дура! Они вместе помогут женщинам узнать свое предназначение, чтобы они больше никому не позволяли вытирать о себя ноги. Каждая достойна принца, надо лишь научиться мыслить позитивно.

– Какой Байгозин? – спросила тогда Танина мама. – Ему – тридцать шесть, тебе – девятнадцать. Ты совсем рехнулась?!

Бедная, бедная мамочка! Всю жизнь прожила с алкашом, который ее же потом и бросил. Руку поднимал, унижал, а она терпела, вместо того чтобы поверить в себя и расправить плечи. Она ведь это не со зла – запрещает идти к мечте. Она просто не умеет иначе.

И Таня уехала, даже не оглянувшись. Вещи толком не собрала: кому нужен багаж из прошлого? Там, впереди, все будет иначе. Правда, выяснилось, что Байгозин предлагает ей только работу, не жилье.

– Мы не будем друг друга ценить, если ты сразу переедешь ко мне, – сказал он. – Поверь: мне не жалко. Но ты только-только обрела себя, тебе надо повзрослеть, научиться ценить себя. Стать самостоятельной. Иначе как ты будешь уважать себя? А я буду рядом, моя хорошая. Я тебе помогу.

И Таня с радостью принялась взрослеть. В мыслях не было обижаться на Колю: он ведь хочет ей только добра. В Москве нашлась бывшая одноклассница Люська, которая согласилась делить аренду пополам, на улице Тане ночевать не пришлось. Работы, конечно, свалилось прорва – от организации выездов до ведения мотивирующих страниц в соцсетях. Да, понадобилось освоить тонкости продвижения. Да, делать это надо было в свободное от работы время. Но Байгозин по-прежнему любил ее! И показал ей страну – пусть не с высоты птичьего полета, а из окон плацкартного вагона, – но обещание-то свое выполнил. И Таня честно ждала, когда же наконец он решит, что она повзрослела окончательно, предложит съехаться или расписаться. Четыре года ждала, но при любой попытке затеять пресловутый разговор «о нас» Байгозин неизменно трепал ее по щеке, улыбался и говорил:

– Танечка, хорошая моя. Не забивай голову. Не порть момент. Я с тобой – и это главное.

Временами закрадывались сомнения, гнусненько скреблись изнутри. Иногда – орали на ухо Люськиным голосом:

– Он кобелюга, не видишь, что ли? Ох, Тандыр, балда ты…

Тане не нравилась ни кличка Тандыр, ни мысль о том, что Коля может ей изменять, но Люська была не из тех, кого можно так просто заткнуть. Каждый, кто ненароком оказывался поблизости, выслушивал ее экспертное мнение по любому вопросу. Мнение, не слишком отполированное вежливостью. «Зато честно», – утешала себя Таня.

Что Люська может понимать? Простая маникюрша, не отягощенная философией Байгозина. Она не знает, что такое любовь, саморазвитие, духовные ценности. Или завидует. Коля – он ведь… Он заботливый, нежный. Ну и что, что иногда не отвечает на звонки или исчезает вечерами? Ему надо работать. Писать лекции, читать книги, прорабатывать материал. А то, что от него иногда пахнет чужими духами или в «молнии» застрял длинный светлый волос…

– Глупышка моя ревнивая, ты же видишь: ученицы подходят ко мне постоянно, просят сфотографироваться. Или ты хочешь, чтобы я им запретил? Зазвездился, как какой-нибудь голливудский актеришка? – Байгозин целовал ее, заглядывал даже не в глаза – в саму душу, и Тане становилось стыдно за жлобство, мещанство и собственнические истерики. – Я нужен людям, и если ты этого не понимаешь, то ты все еще маленькая жадная девочка, которая не хочет делиться игрушками. Ты ведь не такая, нет?

Конечно, нет! А если и такая – то совсем немножко, глубоко внутри, а Коле об этом знать необязательно. То есть не Коле, конечно. Нику. А Таня – исправится. Потому что иначе Ко… Ник найдет себе другую, а она останется ни с чем, ничтожная, никому не нужная, такая же, как до встречи с ним. Ревность – это балласт. Яд. Зло. Байгозин знает о чем говорит.

Вот и теперь Таня корила себя за поспешные выводы. На мгновение ей показалось, что Ник хочет заманить грудастую девицу в гримерку ровно за тем же самым, чем только что занималась Таня. И этот его затуманенный взгляд, и гортанный голос, издалека напоминающий брачное голубиное «уруру»… Вот она и пошла на поводу у собственной подозрительности, а в результате стоит со спущенными трусами в общественном месте. Стыдно. И перед Байгозиным, и перед собой. И хорошо еще, никто не застукал.

– Николай Артемович, машина готова… – Дверь хлобыстнула о противоположную стену, и у Тани крапивкой обожгло щеки, словно удар пришелся по ней.

Красков. Смотрит на нее так… Фу. Тане захотелось натянуть на голову непрозрачный пакет. Думает, наверное: «Шефская подстилка». Трусы ведь не видно из-под юбки? И в гримерке не пахнет сексом? Черт, какое ей вообще дело до этого человека, когда сам Байгозин любит ее? Краскова наняли отвечать за безопасность, вот пусть ей и занимается, а у Тани есть самоуважение, между прочим.

– Сейчас будем, сумки захвати, – небрежно бросил Краскову Номер Первый.

Тот мазнул по Тане ехидным взглядом, так, вскользь. Подхватил сумки и, пригнувшись, чтобы не расшибить бритую голову о косяк, вышел.

И зачем только Ник нанял его?

– У человека моего уровня должна быть служба безопасности, – вот единственное объяснение, которое Байгозин дал по этому поводу.

Таня не поняла толком, какая безопасность нужна шефу. Телохранитель? Вооруженный охранник, который вытаскивал бы особо буйных адепток из зала? Или тот, кто будет подчищать отзывы хейтеров в Сети? С этим Таня прекрасно справлялась и сама, а потому разместила объявление «требуется телохранитель». Не ожидала, что откликов будет столько, но кризис породил армию голодных. Столько мужчин за день Таня видела лишь однажды, когда смотрела парад на Красной площади в День Победы. И тогда ей не понадобилось беседовать с каждым.

Претенденты на хлеб телохранителя разделились на две категории: чопники и гопники. Первые напоминали Тане отца, из каждого будто торчал бикфордов шнур запоя. У кого-то он слабенько тлел, у кого-то уже опасно подгорал, ясно было одно: рано или поздно рванет, и тогда Байгозин на неделю-другую останется без службы безопасности.

Вторые были куда моложе, без богатой спиртовой истории за плечами, но уж если бы Байгозина и надо было от кого-то защищать, то скорее от этих людей. Кто знает, в какой момент им пришло бы в голову поискать прикурить.

Красков не попадал ни в один лагерь, ни в другой. Бывший полицейский и – внимание! – некогда даже ведущий «Милицейской волны», на вопросы отвечал односложно, по делу, и придраться Тане было не к чему. Разве что она никак не могла представить себе, как именно звучали радиопередачи этого молчуна. Судя по всему, как-то так:

– В эфире Иван Красков, если что – звоните «ноль два».

А потом час песен про валку леса в Сибири.

Так или иначе, ведущий Байгозину был без надобности, говорить он умел сам, а вот охранник зачем-то требовался. В том, что Красков может защитить, Таня не сомневалась. Эта двухметровая гора в черном костюме могла бы разогнать толпу уже одним своим видом. А если бы он еще и поздоровался… Словом, его боевые навыки Таня проверять не стала.