Токката и фуга - Роман Сергеевич Богословский

с дивана, упал на пол, быстро и красиво отжался девяносто раз.

Встал, отряхнул ладони. Смотрит на меня, веки его чуть подрагивают.

Кирюша, говорит он отрывисто, почему этот зассатый Жорик отжался больше тебя?

Он вновь разлегся на диване. Я молчу. Хочу сказать, он же мальчик, они всегда больше девочек отжимаются… И вообще для девочек придумали другие отжимания, полегче…

Но разве я могу?

Его веки дрожат от недовольства. Он кричит то же самое: отвечай, почему зассатый Жорик отжался больше тебя?!

Не знаю, наверное, он сильнее, говорю я себе под нос.

Отец привстает, хватает меня за руку, кость мучительно ломит. Он не кричит, но говорит громко, отчетливо: слышишь, ты? Никто в классе не может быть сильнее тебя. Говори, ты пропускаешь физкультуру? Пропускаешь или нет? Ты посмотри, какая сегодня жизнь! Ты должна быть сильной! Он хватает меня за вторую руку и трясет. Уже кричит: больше ешь мяса, больше тренируйся. Если сама не запишешься в секцию каратэ, я тебя туда за волосы отволоку. И кстати, подстригись, чего космы распустила? Сделай аккуратную прическу. Месяц тебе. Через месяц снова устрою вам соревнования. Не дай бог, ты отожмешься меньше. Узнаешь тогда, что будет…

Кир, ну Кир, пойдем после школы на ВДНХ, не унимается Жорик.

Его шепот слышит Галина Павловна, прекращает стирать с доски, повышает голос: Ордановский, к доске захотел? Нет, твердо отвечает Жорик. Нет? Тогда бегом губку мыть, зло прикрикивает англичанка.

На ВДНХ после школы я пойти не могу. У меня музыкалка.

Ее так ненавидит отец! Лишь благодаря матери я там все еще учусь.

Жорик расстраивается. Говорит, что пойдет со мной, подождет, а потом проводит до дома. Соглашаюсь, все равно не отстанет.

На сольфеджио, как всегда, опаздываю. Прыщавый Михаил Антонович, как всегда, недоволен. Садись, говорит, Ромина, поем уже без тебя тут вовсю. Еще раз опоздаешь, заставлю перед всем классом петь что-нибудь из репертуара группы «Комбинация».

В классе смех.

А потом на экзаменах объявим тебя: «А сейчас для вас поет Кира Ромина, новая солистка группы „Комбинация“». Пятерка тебе обеспечена. Краем глаза вижу, как в дверь подглядывает Жорик своим серым, вечно взволнованным зрачком.

Сажусь за первую парту, достаю тетрадь по сольфеджио, в которой и не пахло домашним заданием.

Худой Михаил Антонович в неприятном желтом свитере медленно подходит, на губах усмешка. Смотрит в тетрадь. Мог бы и не смотреть, он и так знает, что домашнего задания там нет. Обводит класс пустым каким-то взглядом. Садится на краешек моей парты, откашливается.

Нет, говорит он. С такими успехами, как у Роминой, никогда не будете вы играть токкаты и фуги. Ни один из вас. А если и будете, то плохо. Автор будет недоволен. Перевернется в гробу в церкви святого Фомы в Лейпциге.

Он по-дурацки хихикает. Подходит к окну, смотрит на падающий снег в свете фонаря. Повышает голос.

Важно спрашивает: кто из вас знает, почему я сказал «токкаты и фуги»? Почему я использовал множественное число?

Класс притих.

Я и говорю, не играть вам токкат и фуг. Сказал я так, потому что их две в тональности ре-минор у Баха, поняли? Не одна, а две. Одна называется «Токката и фуга ре-минор», а вторая «Токката и фуга ре-минор „дорийская“».

Вздыхает, разминает пальцы, будто сейчас же собирается сыграть оба названных произведения. Только вот органа не видно.

Идет, садится за свой стол, ногу на ногу, руки скрещивает на груди.

Кто из вас знает, что такое токката, как это переводится?

Всеобщее сопение, кто-то пугливо кашляет на задней парте.

Михаил Антонович мучительно трет лицо, оно от этого краснеет.

Ромина, иди сюда, говорит.

Подхожу с опаской.

Смотрит на меня зло и нагло.

Вытяни руку и прикоснись ко мне, потрогай меня, просит. Ощущаю страх и брезгливость – не хочу прикасаться к желтому свитеру.

Я кому говорю? Трогай меня, ну? Вытягиваю руку, закрываю глаза, касаюсь свитера, сразу отдергиваю руку.

Вот именно, говорит он торжественно. Токката переводится как «трогать» или «касаться». Впрочем, вам, я вижу, дела до этого нет.

Смотрит на меня, говорит сквозь обиду: иди, садись на место, токката в комбинации. В классе смех. Надо мной. Учитель говорит громче прежнего: чего смеетесь? Такие же неучи.

Сажусь на место. Димка, сосед по парте, хихикает в кулак: токката в комбинации… И еще раз повторяет, только громче – токката в комбинации!

Михаил Антонович слышит это. Говорит ему: а ты сам кто? Кто ты сам? Иди-ка сюда, садись за фортепиано. Сейчас твое пение послушаем. Может, ты у нас группой «Нэнси» станешь. Так, открываем тетради по сольфеджио на странице 67.

Жорик, конечно, все слышал, глядя в приоткрытую дверь.

По пути домой он веселится: а что? Токката, красиво звучит. Только без комбинации. Токката Ромина. Правда, красиво?

Шел бы ты домой, Жорик, отмахиваюсь.

Он не слушается. Доводит меня до подъезда, а потом еще долго стоит внизу, глядя на свет в моем окне, я это знаю.

О том, что я теперь Токката, а не Кира, Жорик растрезвонил всей школе. Спасибо, что про «Комбинацию» не сказал. Но всем быстро надоело это неудобное слово. И ко мне приклеилось простое и короткое – Ток.

Во сне я вижу Михаила Антоновича. Он бежит за мной от метро ВДНХ по направлению к гостинице «Космос», снимая на ходу желтый свитер, и кричит: прикоснись, прикоснись ко мне! Потрогай меня, Токката! Токката Ромина, обними меня!

Асфальт под ним рушится. Я вижу лишь его окровавленные руки, он держится ими за край огромной ямы. С неба на его пальцы медленно опускается красивый орган, давит их. Он орет и падает вниз, в черную бездну. Туда же летит и его желтый свитер.

Думала, отец не вспомнит. Но он вспомнил. Почти ровно через месяц. Сказал насмешливо: где твой Жорик? Я с тренером по каратэ встречался, говорил насчет тебя. Но сначала надо проверить, отожмешься ли ты больше, чем он, этот твой лупоглазый полубаба.

Отказаться – никак. Зову Жорика вечером в гости. Он так радуется, что стыдно за него.

Он отжимается шесть, а я семь раз. Отцу достаточно. Смотрит на меня с гордостью. Хватает, приподнимает на одной руке под потолок.

Говорит: вот теперь вижу, что ты моя. Осталось отстричь космы и начать ходить на секцию. И добавляет: завтра у нас будут гости. Готовься отжаться при них. Пусть будет семь раз. Но лучше – восемь или девять.

Отец отпустил нас с Жориком погулять. Ради такого случая я могу побыть