Унесенные ветром. Том 2 - Маргарет Митчелл

— Что же делать-то будем, мисс Скарлетт?

— Не знаю, — сказала она уныло и вдругпочувствовала, что не только не знает, но и не хочет знать. Нет у нее сил,чтобы пробивать еще и эту стену, — она так устала, у нее даже кости ноют.К чему работать не покладая рук, бороться, истязать себя, когда в конце каждогоиспытания тебя с ехидной усмешкой ждет поражение? — Не знаю, —повторила она. — Только ничего не говори папе. Он может встревожиться.

— Не скажу.

— А кому-нибудь уже сказал?

— Нет, я пришел прямо к вам.

Да, подумала она, с плохими вестями все приходят всегдапрямо к ней, и она устала от этого.

— А где мистер Уилкс? Может быть, он что-то придумает?Уилл посмотрел на нее своими добрыми глазами, и она поняла — как в тот день,когда Эшли вернулся домой, — что Уилл все знает.

— Он во фруктовом саду — обтесывает колья для ограды.Я, когда ставил в конюшню лошадь, слышал, как он орудует топором. Но у неговедь тоже нет денег, как и у нас.

— Я, что же, уж и поговорить с ним не могу, да? —резко парировала она, поднимаясь и движением ноги отбрасывая старое одеяло.

Уилл не обиделся — он продолжал стоять, грея руки у огня.Взяли бы вы шаль, мисс Скарлетт. На улице-то сыро.

Но она вышла без шали, ибо за шалью надо было поднятьсянаверх, а ей не терпелось поскорее увидеть Эшли и излить ему свои тревоги.

Хоть бы застать его одного — вот было бы счастье! Ни разу стех пор, как он вернулся домой, она не имела возможности перемолвиться с нимхоть словом наедине. Вечно вокруг вертелся кто-то из домашних, вечно рядом былаМелани — она то и дело протягивала руку и дотрагивалась до его рукава, словнохотела лишний раз убедиться, что он действительно тут. Этот жест счастливойсобственницы неизменно вызывал у Скарлетт взрыв ревности и злости, которыепритупились было за те месяцы, когда она считала, что Эшли уже мертв. Сейчас жеона твердо решила, что должна видеть его наедине. Она не допустит, чтоб ейпомешали говорить с ним с глазу на глаз.

Она шла по фруктовому саду под голыми деревьями — трава быласырая, и ноги у нее промокли. Она слышала вдали звонкие удары топора — это Эшлиобтесывал вытащенные из болота стволы. Не скоро это и не просто — восстановитьизгородь, которую янки с таким упоением тогда сожгли. Все дается не скоро и непросто, устало подумала она, и как же все ей надоело, надоело и опротивело дотошноты. Вот если бы Эшли был ее мужем, а не мужем Мелани, какое это было бысчастье — прийти к нему, уткнуться головой ему в плечо, расплакаться,переложить на него все свои тяготы и беды, пусть бы он все распутывал.

Она обошла гранатовую рощицу — голые ветви деревьев трепалхолодный ветер — и увидела Эшли: он стоял, опершись на топор, вытирая лобтыльной стороной ладони. На нем были старые домотканые брюки и рубашка Джералда— из тех, что в лучшие времена надевали только в суд или на пикники, —рубашка с кружевными, рюшами, слишком короткая для ее нынешнего владельца.Сюртук Эшли повесил на сучок, ибо работать в нем было жарко, и сейчас отдыхал.

Глядя на Эшли — оборванного, с топором в руке, Скарлеттпочувствовала, как сердце у нее защемило от любви к нему и ярости на то, чтовсе так складывается. Просто невыносимо было видеть некогда беспечного,безукоризненно элегантного Эшли за тяжелой работой, в рубашке с чужого плеча.Руки его не созданы для физического труда, а тело — для грубой одежды; ондолжен ходить в шелковистом льне и тонком сукне. Бог предназначил ему жить вбольшом доме, беседовать с приятными людьми, играть на рояле, писать стихи,такие красивые, хоть и непонятные.

Ее не коробило, когда она видела собственное дитя впереднике из мешковины, а своих сестер — в грязных старых ситцах; она спокойнопереносила то, что Уилл работает больше, чем иной раб на плантации, — ноне могла стерпеть, чтоб так работал Эшли. Эта работа не для него, да и слишкомон ей дорог. Нет, лучше самой обтесывать колья, чем допустить, чтоб это делалон.

— Говорят, Эйби Линкольн начинал свою карьеру тоже так— обтесывал колья, — заметил Эшли, когда она подошла к нему совсемблизко. — Подумать только, каких высот я могу достичь!

Она нахмурилась. Вечно он шутит по поводу их невзгод. Она жевоспринимала все очень серьезно, и его шуточки порой раздражали ее.

Она выложила ему новость, привезенную Уиллом, — сухо,без лишних слов, чувствуя облегчение уже оттого, что говорит с ним. Конечно же,он что-то придумает, чем-то поможет. А он молчал; однако, заметив, что онадрожит, снял с сучка сюртук и накинул ей на плечи.

— Так вот, — нарушила она наконец молчание, —не кажется ли вам, что нам придется добывать где-то деньги?

— Да, конечно, — сказал он. — Но где?

— Вот я вас об этом и спрашиваю, — раздраженносказала она. Чувство облегчения исчезло. Пусть он не в состоянии помочь, нопочему он молчит, почему не утешит ее, ну хоть сказал бы: «Ах, как мне васжаль».

Он усмехнулся.

— С тех пор как я вернулся домой, я слышал, что толькоу одного человека есть деньги: у Ретта Батлера, — сказал он.

Тетушка Питтипэт написала Мелани неделю тому назад, что Реттснова появился в Атланте: разъезжает в коляске, запряженной двумя отличнымилошадьми, и карманы у него набиты зелеными бумажками. Она, конечно, непреминула добавить, что добыл он эти бумажки уж наверняка нечестным путем. Атетя Питти, как и многие в Атланте, верила слухам о том, что Ретту удалось завладетьмифическими миллионами конфедератской казны.

— О нем и речи не может быть, — отрезалаСкарлетт. — Он мерзавец, каких свет не видывал. Но что же с нами-то совсеми станет?

Эшли опустил топор и посмотрел в сторону — казалось, взглядего блуждал в каком-то далеком-далеком краю, куда она не могла за нимпоследовать.

— Не знаю, — сказал он. — Я не только незнаю, что станет с нами, живущими в Таре, но не знаю, что станет с южанамивообще.

Ей захотелось крикнуть ему: «Плевала я на южан! Что будет снами?» Но она промолчала, потому что усталость вдруг снова навалилась на нее.Нет, помощи от Эшли ждать нечего.

— В конце концов с нами произойдет, видимо, то, чтопроисходит всегда, когда рушится цивилизация. Люди, обладающие умом имужеством, выплывают, а те, кто не обладает этими качествами, идут ко дну. Покрайней мере, мы хоть видели Gotterdаmmerung — любопытно, хотя и не оченьприятно.

— Видели — что?

— Сумерки богов. К несчастью, мы — южане — считали ведьсебя богами.

— Ради всего святого, Эшли Уилкс! Не стойте и неболтайте чепухи — ведь это мы же вот-вот пойдем ко дну!