Там, за зорями - Оксана Хващевская

пусть она, Злата Полянская, узнала этих людей уже на закате их жизней, отдельные детали и фрагменты отчетливо врезались в память…

— Мам, а помнишь, какие красивые «огоньки» всегда цвели на окнах у бабы Кати? — подперев щеку ладонью, спросила Злата, задумчиво помешивая ложечкой остывающий чай.

За окном давно стемнело, и деревня уснула, а они все сидели в большой комнате, которую издавна называли столовой. Кухонька у них была небольшой, половину ее занимала громадная печь, и за маленьким столом в ней могли поместиться разве только два человека. Поэтому, сколько помнила себя Злата, они всегда собирались в столовой. Здесь, под тусклой «рогатой» люстрой, прямо посреди комнаты, стоял большой стол, а вокруг него стулья и табуретки. У стены примостился старый продавленный диван, а над ним висели деревянные рамки со множеством черно-белых и цветных фотографий, на которых было запечатлено не одно поколение их семьи.

Напротив, на тумбочке в углу, стоял телевизор, над ним — икона. Рядом с телевизором — старый буфет с посудой и все возможными нужными и ненужными безделушками, штучками и мелочами, собранными за десятилетия, а среди них — бабушкина резная шкатулка, в которой хранились нитки пуговички. наперсток, иголки, шпильки, лоскутки и ее брошка, украшенная светло-зелеными камешками, даже не серебряная, и, возможно, не имевшая никакой ценности, но очень дорогая бабушке; большие золотые сережки, которые баба Соня носила всю жизнь, а также «каралi» или бусы, крупные и помельче, янтарные и стеклянные, и яркие, цветные, из обычного пластика. Ох, как же Злата любила эту бабушкину шкатулку! Это была настоящая сокровищница для нее, маленькой. И сколько раз. стоя перед зеркалом, она примеряла эти бусы, а бабушка умилялась и обещала подарить, когда маленькая Златуля немного подрастет.

Рядом с дверями в маленькую спаленку, где раньше жила прабабушка Таня, а сейчас спали мужчины, стояло два кресла. В них любил сиживать дед Витя, да и бабушка дремать под звуки телевизора. Эта просторная комната была сердцем большого дома во всех смыслах этого слова. Самой теплой и уютной. Здесь и кушали, и телевизор смотрели, и чаи распивали, и вообще любили просто посидеть и поговорить. И расходиться не хотели.

— Конечно, я помню эти цветочки. Розовые такие, как розочки, пушистые, а еще ярко-красные, будто огоньки. Баба наша брала их у бабы Кати, и не раз, но они у нас почему-то не приживались.

— А после ее смерти их, наверное, кто-то забрал?

— Да я уж и не знаю. Она ведь давно умерла. Дочек жизнь по миру раскидала. Я помню внучку их, Оксану, примерно твоих лет, может быть, и ты ее помнишь. Она летом на каникулы все ездила сюда, но после смерти бабушки… Вряд ли кто-то появлялся здесь с тех пор. Надо, кстати, не забыть заглянуть к ней на могилку на Радуницу. Все-таки она соседкой нашей была. Баба Соня не забывала наведываться к ней. когда была жива. Умирает деревня, умирает… — с печалью произнесла Лена Викторовна. — Здесь же даже на дачи дома не хотят покупать.

— Чужие люди не могут оценить всю прелесть этих мест Для этого нужно родиться и вырасти здесь, ну или хотя бы корнями быть привязанным к этой земле. Так что в этом нет ничего удивительного, — отозвалась девушка.

— Златка начинает говорить, как настоящая писательница! — скептически заметила Анька.

Ну разве могла она смолчать?

— Я филфак окончила, к твоему сведению? — напомнила ей девушка, правда, без особого раздражения.

— Вот выйдем мы с тобой. Люда, на пенсию — тоже приедем сюда жить! — сказала Лена Викторовна. — Оставлю я своего алкаша, пусть упьется совсем, и переберусь сюда. Златуля моя правду говорит: здесь же и дышится, и чувствуется по-другому.

Как будто в подтверждение этих слов алкаш ее. папа Златы, Юрии Полянский, громко и протяжно захрапел.

Женщины засмеялись.

— Нет, моя мама вряд ли поедет сюда жить, даже когда выйдет на пенсию! — со всей уверенностью заявила Анька.

— Я не смогу здесь жить постоянно, Анька права. Наверное, я слишком привязалась к городу. Горновка ведь уже не та деревня нашей молодости, а эта полная тишина и безлюдье не для меня. Если честно, порой мне кажется, что я оглохла. Так на уши давит эта тишина вокруг! — согласилась с дочкой тетя Люда.

— Ой, а я здесь просто душой отдыхаю. И Златка вон тоже… Папа наш, конечно, против того, чтобы она здесь оставалась. Но с папой мы всегда умели разговаривать, правда, дочка?

Злата лишь улыбнулась в ответ.

— Мам, а вы с папой здесь познакомились? Он ведь не отсюда?

— Да, он не местный, но познакомились мы действительно здесь. У нас ведь за Горновкой вышки были, нефть там качали, ну и он, значит, работал у нефтяников. А в деревню гулять ходил. У нас ведь девок много было, а вот парней наоборот, ну как в песне «…восемь девок, один я…». Ну и стали мы встречаться. Повстречались немного и решили пожениться. Заявление подали, день назначили, платье сшили…

— «И платье шилось белое, когда цвели сады…» — пропела тихонько Злата.

— Да, все так, но он меня не бросил, как видишь. Ну, или почти не бросил. На свадьбу он явился только к вечеру. Мы его целый день прождали. На роспись надо было в сельсовет за десять километров ехать, а его все нет. Приехал, когда уже почти стемнело, и в машине с будкой поехали расписываться. Приехали, а сельсовет, конечно же, закрыт. Пришлось за секретарем ехать. Ой, как вспомню, сколько нервов все это стоило! Сколько позора я тогда натерпелась! И знала же: при таком начале не будет мне счастья в семье…

— Лен, перестань! У меня, как ты помнишь, свадьба удалась на славу, а толку от этого? Дрыхнет вон пьяный с твоим! Да и какой смысл сейчас оглядываться назад? Жили мы не хуже других, вон и детей вырастили, и образование им дали Правда, баба наша могла бы еще пожить… Ей ведь тоже было не сладко с нашим батькой. Пил, гулял, гонял с ружьем. А помнишь, Лен, как мы перепугались, когда он напился и собрался в лес, чтобы застрелиться?

— Да, маме б еще пожить, внукам порадоваться, правнуков дождаться! — тяжело вздохнула мама Златы.

На секунду за столом воцарилось молчание.

— Мам, а расскажи, как вы в школу ходили! — нарушила молчание Аня.

— Ну уж точно не так, как вы! Школа начальная у нас была там, где сейчас дача Ольги Тимофеевны, где потом, когда ее закрыли, магазин был. А с пятого класса нам через бугор приходилось туда и